И.А.Едошина

Религиозные мотивы в сказке Е.В.Честнякова «Чудесное яблоко»

Как личность Ефим Васильевич Честняков (1874-1961) сфор­мировался до перевернувших Россию событий октябрьского больше­вистского переворота. Одаренный от природы тяготением к художеству, он был явно чужд крестьянской жизни, по­тому стремился, получив образование, с ней расстаться. Пребывание и обучение в Петербурге, знакомство с художника­ми, посещение выставок и просто боль­шой, а тогда еще и столичный город на­всегда остались в памяти Честнякова как другой, самобытный и прекрасный мир, с которым судьба дала возможность соприкоснуться.

Отсутствие средств заставило его вернуться в родные места, где он так и не стал крестьянином, а занялся совер­шенно немыслимым для деревенских жителей занятием: художеством. Пото­му большинство земляков видели в нем местного дурачка. Да и за пределами зе­мель кологривских - тоже. Когда в на­чале 1950-х годов Честняков попытался стать членом Костромского союза ху­дожников, он получил высокомерный отказ. Так он и оказался ни в тех ни в сех. Свое «между-пребывание» художник, скорее всего неосознанно, запечатлел в им самим построенной двухэтажной «шалашке»: внизу помещение для лет­них спектаклей, потом по приставной лестнице вверх - к себе, куда дозволя­лось войти (точнее, втиснуться) только тем, в ком находила отклик его страдаль­ческая душа.
Среди чуждой ему жизни только при­рода и деревенские дети скрашивали су­ществование Честнякова. Он искренне верил, что если детей с малых лет приоб­щить к искусству, из них вырастут дру­гие люди, которым будет дано построить город Благоденствия. Потому Честняков писал тексты чудесных историй для де­тей. Потом героев этих историй он изоб­ражал в «глиня'нках» - глиняных рас­крашенных игрушках, писал декорации, погружал все в тележку, именуемую «ондрец», и ходил по деревням, показывая спектакли детям. Для них все и затеивалось. Здесь важен самый факт - обраще­ние к специфическому роду театрально­го действа, восходящему к вертепу, а следовательно, к библейским событиям. Потому образ яблока в подобном контек­сте выглядит вполне органично.
Хотя традиционно этот образ отсыла­ет, например, и к известным эпизодам из древнегреческой мифологии: яблоко, по­даренное Дионисом Афродите, яблоко раздора, яблоки Гесперид, яблоко Геи по случаю бракосочетания Геры с Зевсом и т. д. Или — к молодильным яблокам рус­ских сказок. Или — к яблоку из «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина. А поскольку предметом исследования является сказка, то, каза­лось бы, именно в этот семантический ряд следует вписывать «Чудесное ябло­ко» Честнякова. Конечно, исключать оп­ределенное влияние на сказку Честняко­ва всех названных сюжетов вряд ли следует. Однако есть и еще один источ­ник, который, может быть, не лежит пря­мо на поверхности, но отсылает и к тек­сту Библии, где во второй главе Бытия рассказывается о сотворении человека, вслед за которым Бог создает рай:
И насадил господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла (Быт. II, 8-9).
Далее Бог направляет из Едема в рай реку, разделившуюся на четыре потока, и поселяет человека «в саду Едемском», «чтобы возделывать его и хранить его»:
И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты бу­дешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в кото­рый ты вкусишь от него смертью умрешь (Быт. II, 16-17).
Затем, дабы человек не чувствовал себя одиноким, рай населяется создан­ными, как и человек, из праха животны­ми. Более того, Бог предоставляет чело­веку возможность соучастия в творении райского сада через называние «всех животных полевых и всех птиц небесных»: все, что получает имя, обре­тает бытийствование как отражение судьбы (в параллель напомню, «Энума элиш», один из древнейших текстов, от­крывается рассказом о недифференци­рованном состоянии мира, когда «нич­то не названо, судьбой не отмечено»). Завершается творение райского сада со­зданием женщины из ребра мужчины как его части: «и будут (два) одна плоть» (Быт. II, 24). При этом человек имеет имя - Адам, а жена получит его только после грехопадения. Именно ее именем (Ева - жизнь) будет отмечено дальней­шее существование человечества.
Вся третья глава посвящена грехопа­дению - срыванию и вкушению плода с дерева познания добра и зла. По науще­нию змея жена срывает запретный плод, ест сама (изменяет свой внутренний со­став) и дает мужу, который не отказы­вается, ибо - одна плоть, а следователь­но, его состав тоже изменяется. Затем следует разоблачение, гнев Бога излива­ется на грешников. Для дальнейших рас­суждений важным является финал тре­тьей главы Бытия:
И сказал господь Бог: вот, Адам стал один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от
дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поста­вил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охра­нить путь к дереву жизни (Быт. III, 22-24).
Как видим, в тексте Библии о яблоке нет ни слова, первые люди съедают не­кий плод. Но, повторю еще раз, тради­ционно под плодом понимается именно яблоко1, как правило, символизирующее обольщение, некий соблазн.
Правда, сущностная семантика яблока-плода корректируется деревом, на кото­ром оно произрастает. Среди всяких де­ревьев, приятных на вид, имеющих вкусные плоды, в Едемском саду Богом были посажены два специальных, особых дерева: дерево жизни (в центре) и, словно в противовес (Бог изначально дает чело­веку право выбора), другое - добра и зла. Плод с дерева жизни олицетворяет некое гармоническое мироустройство, внешним проявлением которого и была длитель­ность, воплощенная в вечной жизни или в любой бесконечности, но без оттенка «дурной», порожденного уже человечес­ким сознанием, втиснутого в пределы на­чала и конца бытия. Собственно, эту пре­дельность человек получает, сорвав плод (яблоко) с дерева познания добра и зла.
В «Чудесном яблоке»2 Честнякова плод тоже поглощается, но удивительным образом не уменьшается, а сохраняет самоё себя, потому и соотносится с чудом. Созданию атмосферы чудесного способ­ствуют говорящие птицы — сова и тетерев. Сова часто встречается на страницах Свя­щенного Писания, олицетворяя уедине­ние и в то же время, по Моисееву закону, почитается нечистою3. Тетерев - особая птица в сказочном мире самого Честняко­ва - обладает особыми знаниями. Пото­му сова способна только звуками выра­жать свои мысли и чувства, а тетерев -законченными предложениями.
В свое время В. А. Сапогов отметил главную особенность работ художника: «По существу, все его картины... <...> ...изображают действа»4. Добавлю, что и вербальные тексты тоже основаны на действии, поскольку репрезентативность изначально замышлялась автором.
Уже в первой строке сказки «Чудес­ное яблоко» перед нами возникает мир, обильно заселенный людьми разных по­колений, состоящими друг с другом в родстве и живущими под одной крышей. Типично сказочная формула «жили-были» отсылает к стародавним време­нам, чьи традиции гармоничного миро­устройства устойчиво сохраняются в текущем потоке жизни.
Первая строка сказки - своеобразная ремарка: «Жили-были дедушко да ба­бушка, мужик да баба, и у них много ре­бят - парнеков и девонек»5. Отсутствие обозначения места действия, имен его участников придает событиям некий общий характер.
Пошел дедушко в лес дрова рубить и ви­дит: стоит старая-старая яблоня, а на ней большущее яблоко.
Если бы старик оказался в обычном лесу, то «старая-старая яблоня» уже ни­чего не могла бы родить. Но лес - осо­бый, чудесный, потому «старая-старая яблоня» оказывается своеобразной пер­сонификацией райского дерева жизни. Рожденный ею плод огромен, почти необъятен, как самая жизнь. Один чело­век не в силах ею овладеть, нужны уси­лия всего мира-дома. Так завязывается конфликт: дедушко не верит, что он не сможет сам привезти яблоко домой, хотя об этом ему твердят сова и тетерев. Пти­цы же подсказывают, что нужно сделать, чтобы увезти яблоко из леса: «Впрягай­тесь сами все, до-выгреба, сколь вас най­дется в избе». Но герой их словно не слышит, потому отправляется домой и возвращается с лошадью.
Приехал и подъезжает близко под ябло­ню, чтобы яблоко упало прямо в ондрец. Привязал лошадь, взял ядреную дубину от­шибать яблоко и ходит, любуется, со всех сторон рассматривает: уж больно румяно да красиво, жаль потревожить... И захотелось дедушку потрогать его рукой. И только при­коснулся лишь пальцем, - яблоко упало пря­мо в ондрец.
Красота плода не позволяет герою уда­рить по дереву, приковывает внимание, вызывает восхищение. И вот, казалось бы, драматическая коллизия разрешается: де­душко дотрагивается до яблока, и оно па­дает в его тележку-ондрец. Но как ни ста­раются старик с лошадью, ондрец не двигается с места. Герой вынужден отпра­виться домой, но все еще не верит, что нужны все домашние, потому зовет толь­ко старуху, сына и его жену. Однако их усилия напрасны: ондрец намертво стоит на месте. Тогда за детьми отправляется баба. Вновь пытаются сдвинуть тележку - напрасно. Наконец, зовут няньку с ма­леньким ребенком. Она приходит:
Сама наваливается на ондрец и сво­бодной рукой помогает везти, и малень­кий ручонками прикасается. Все подсоб­ляют - и поехал ондрец...
Так приоткрывается смысл конфлик­та, сотворенного самим человеком, по­пытавшимся присвоить себе символ жизни, воплощенный в яблоке.
Привезли домой яблоко, и вся деревня сбежалась, глядит:
- Кто вам дал? - спрашивают.
- Бог дал, - отвечает дедушко.
В этом ответе конфликт разрешается полностью: яблоко как символ дерева жизни дается всему миру Творцом.
В финале сказки образ яблока вопло­щает благодать, данную Богом людям: удивительный плод ели всем миром «всю осень и зиму до самого Христова дня», то есть вечно.
Эта драматическая история имеет и визуальное решение. В четырех рисун­ках художник помещает ее узловые со­бытия. В первом рисунке на переднем плане старик обтесывает срубленное де­рево, в глубине — висит огромное ябло­ко, а за ним - сова в дупле и тетерев на ветке. Во втором рисунке яблоко при­ближено к зрителю, за ним уже увели­ченная сова и тетерев, под ним - ондрец, впряженный в понуро стоящую лошадь, а за тележкой в недоумении стоит ста­рик. В третьем рисунке все везут ондрец с яблоком, птицы благосклонно прово­жают людей. Старик помещен в глубь рисунка, словно растворившись среди других героев. Этот рисунок художник переведет в живопись, сделав главным героем чудесное яблоко, занимающее основную часть холста. Наконец, чет­вертый рисунок повествует о радостном приветствии жителями деревни приве­зенного яблока и тех, кто доставил плод. Визуальный событийный ряд подчерки­вает притчевый характер действия6.
Не сохранившийся кукольный вариант представления сказки был рассчитан на непосредственность восприятия действия детьми, о чем наглядно свидетельствуют спектакли детской студии в г. Кологриве (рук. Т. Ю. Большакова). Ребята лепят и раскрашивают игрушки в традиции Чес­тнякова, а затем с помощью «глиня'нок» разыгрывают по его текстам спектакли, зрелищность которых обеспечивается от­крытой детской эмоцией в сочетании с действенным словом автора.
Таким образом, в сказке Честнякова семантика образа яблока сохраняет свои библейские очертания, а драматическая коллизия почти напрямую отсылает к дереву жизни из Едемского сада, утвер­ждая гармоничные основания бытия.

Примечания
1 См. справочные издания: Бидерманн Г. Энциклопедия символов: пер. с нем. / общ. ред. и предисл. И. С. Свенцицкой. - М.: Рес­публика, 1996. - С. 306; Библейская энциклопедия. - Репр. воспр. текста изд. 1891 г. -М.: Свято-Троице-Сергиева лавра, 1990. -С. 814; Энциклопедия символов, знаков, эм­блем / сост. В. Андреева, В. Куклев, А. Ровнер. М.: Локид-Миф, 2000. - С. 549-551; Керлот X. Э. Словарь символов: пер. с исп. /отв. ред. С. В. Пролеев. - М.: REFL-book, 1994. - С. 596; Грановская Л. М. Словарь имен и крылатых выражений из Библии. -М.: ООО «Изд-во Астрель»: ООО «Изд-во АСТ», 2003. - С. 178-179 и др.
2 К сожалению, до сих пор известны толь­ко даты поступления работ Честнякова (кар­тины, графика, глиняные игрушки, записные книжки) в фонд Костромского художествен­ного музея и его филиала в г. Кологриве Ко­стромской области (личные вещи, картины, рукописи), но все эти даты относятся к тому времени, когда художника уже давно не было в живых. См.: Костромской областной музей изобразительных искусств. Русское дорево­люционное искусство: живопись, графика, скульптура: каталог / вступ. ст. В. Н. Лебе­девой; сост. В. Н. Лебедевой, Н. Л. Померан­цевой и др. - Л.: Художник РСФСР, 1980. -С. 118-122; 184-185.
3 Библейская энциклопедия. - С. 664.
4  Сапогов В.А. «Окруженный хором муз...» // Игнатьев В. Я., Трофимов Е. П. Мир Ефима Честнякова. - М.: Мол. гвардия, 1988. - С. 216.
5 Честняков Е. В. Чудесное яблоко // Иг­натьев В. Я., Трофимов Е. П. Мир Ефима Че­стнякова. - С. 200-201, 204. Все цитаты даны по этому изданию.
6 С театрального сезона 1990/91 гг. в Кост­ромском театре кукол с большим успехом идет спектакль «Чудесное яблоко» (режиссер -засл. артист РФ В. А. Бредис, художник - засл. художник РФ И. В. Мельникова). Драматур­гический вариант сказки был написан В. С. - Елмановым. В нашей частной беседе он рас­сказал, что эта работа заняла у него около восьми лет (такая вот «простая» сказка!), при­шлось многое дописывать, учитывая, конечно, образно-стилистические особенности текстов Честнякова, и не только сказок. Но, по при­знанию В. С. Елманова, работать было легко, потому что в основе сказки Честнякова лежит сугубо драматургическое действие.