Представленные в альманахе материалы делятся на три раздела: "Соборность и державность", "Наука святости. Черты Костромской святости", "Культура Костромской святости". В материалах представлен весь спектр государственной, церковной и исторической мысли по заявленной на конференции тематике как местных, костромских, так и российских исследователей.

В них можно найти и глубокий богословско-философский анализ идей соборности, святости, державности, исторической оценки Смутного времени и реалий наших дней, прочувствовать глубину и значимость таких исторических личностей как митрополит Московский Иона, великий князь С. А. Романов, церковный историк и председатель дореволюционног КЦИО И.В. Баженов. Среди авторов присутствуют такие известные имена как профессора МДА прот. Владислав Цыпин, архимандрит Макарий (Веретенников), профессор КГУ им. Н. А. Некрасова Ю. В. Лебедев, профессор ИвГУ С. М. Усманов, проф. КГТУ Л, Н. Роднов, председатель КОЦИО прот. Дмитрий Сазонов, краевед П. П. Резепин и мн. др. Значительное увеличение объема альманаха нисколько не повредило его качественному содержанию. Издатели надеются, что читатели альманаха найдут для себя много интересного и познавательного.

О. В. Смурова

Исследователь - О. В. Смурова

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ В СРЕДЕ КРЕСТЬЯН-ОТХОДНИКОВ (пореформенный период)

В данной статье речь пойдёт, как о благотворительности самих отходников, так и о благотворительности по отношению к отходникам, которая совершалась либо разбогатевшими отходниками и их потомками, либо лицами, занимавшими более высокое социальное положение. Примета пореформенного периода - возрастание крестьянского отхода на заработки, причём, - в строившийся тогда активно Санкт-Петербург. Земский начальник I участка Рыбинского уезда, крестьяне которого занимались в отходе портновским ремеслом, докладывал начальству о переменах, произошедших на протяжении XIX в. Если в дореформенный период крестьяне уходили на заработки «большей частью по селам и деревням» с конца августа - октября до Петрова дня, то после 1861 г. «отходники начали переселяться на промыслы в города и преимущественно в Петербург»1. Подтверждают это и данные статистики Санкт-Петербурга: за девятнадцатое столетие удельный вес крестьянства среди населения столицы возрос почти в 3 раза2. Подобная тенденция была характерна и для Костромской губернии. По переписи столицы 1869 г. насчитывалось – 125303, а 1890 г.  - 23.2964 крестьян из Костромской губернии.

Распространение этого явления совпадает с возникновением в Санкт-Петербурге благотворительных обществ тех местностей, население которых в северной столице было наиболее многочисленным. Хронология событий была такова: 1897 – приступило к работе Ярославское благотворительное общество, 1900 – Вологодское, 1901 – Костромское и Угличское, 1902 – Тверское, 1904 – Мышкинское, 1905 – Рязанское, 1910 – Тамбовское. Кроме того, существовали общества Архангельской, Виленской, Владимирской, Олонецкой губерний5.              И возрастание в столичной среде крестьянства, наряду с другими факторами, думается, можно рассматривать как   обстоятельство, которое и привело к возникновению благотворительных обществ в Санкт-Петербурге, организованных по земляческому принципу. Для объяснения необходимости существования подобных организаций и времени их возникновения, на наш взгляд, имеет значение и  поиск ответа на такой вопрос: «Каков был возрастной состав отходников и какую часть своей жизни проводил крестьянин в отходе?»

В Государственном архиве Костромской области (далее ГАКО) сохранился, на наш взгляд, редкий документ: необыкновенно компактный и информативный «Сведения о лицах, отлучившихся на посторонние заработки в гг. Москву и С-Петербург в течение 1898, 1899, 1900 годов по Плещеевской волости Солигаличского уезда». Он охватывает 42 населенных пункта. В списке - 387 человек (мужского пола; только одна – женщина; без учета членов семей). Из указанного числа 23 человека (почти 6%) находились в отходе либо с женой, либо с женой и детьми. В ряде случаев (зафиксировано - 25) шли на заработки отцы с сыновьями. Нередко в отходе работало сразу несколько братьев (38 случаев). У подавляющего большинства в деревне оставалась семья. Каков был возрастной состав отходников? Лиц от 12 до 20 лет (включительно) – 92 человека; от 20 до 30 – 140; от 30 до 40 – 92; от 40 до 50 – 45; от 50 до 60 – 16; свыше 60 лет – 2 человека. Таким образом, мы видим, что самая многочисленная группа – это крестьяне от 20 до 30 лет, далее следуют группы от 12 до 20 и от 30 до 40: в них - равное количество. В группе от 40 лет количество резко снижается, и эта тенденция сохраняется в последующих возрастных группах6. Наконец, еще один очень важный вопрос: как долго ходили крестьяне в отход на заработки? Из 387 человек: свыше 10 лет – 122 человека, свыше 20 – 47, свыше 30 – 22, свыше 40 – 8, т.е. в совокупности свыше 10 лет ходили на заработки 199 человек из 387 (св. 50 %). Это подтверждается и данными переписи Санкт-Петербурга 1896 г. Жителей Петербурга насчитывалось - 954.400 человек. Среди них пришлые (родившиеся вне столицы) — 650.670, или 68 %. К сожалению, в материалах переписи не было выделено в отдельную графу пришлое крестьянство, поэтому показатель «пришлое население» включает представителей разных сословий. Правда, мы смело можем предполагать, что крестьянство в этой группе составляло большинство. Из пришлого населения прожили в Петербурге: не менее года и не более 5 лет — 152 404 человека (23%, почти четверть); от 5 до 10 лет — 97 961, или 15 %; от 10 до 15 лет — 81 804, или 12,6 %; от 15 до 20 — 59 447, или 9,1 %; от 20 до 25 лет — 48 718, или 7,5 %; от 25 до 30 лет — 28 338, или 4,4 %; более 30 лет — 59 899 человек, или 9,2 % (15, 7; подсчеты автора). Пришлое население, прожившее в столице свыше 10 лет – составило 42,8%7. Однако анализ многочисленных и разнородных источников свидетельствует, что длительность хождения в отход, похоже, не очень склоняла к решению оставить деревню, перевезти в город семью. Деревне отдавалось предпочтение в выборе места проживания семьи.

Вполне естественно, что при длительном хождении в отход, продолжительном пребывании в столице востребованы были социальные механизмы, которые позволяли бы регулировать различные житейские ситуации. Таким адаптационным механизмом была артельность жизни. Общинные отношения продолжали дискретно существовать в городском пространстве: крестьяне жили бок о бок, ходили в одни и те же храмы, вместе отмечали деревенские престольные праздники. Те, кто совершил социальное восхождение, старался помочь землякам. Склонность отходников к благотворительности нередко подмечалась современниками: «Случаи оказания помощи отдельным лицам со стороны зажиточных отхоженников весьма не редки. А выражается оная ссудой денег, а иногда и хлеба для продовольствия и посева. Вообще из сделанных мною наблюдений в этом отношении русский человек отличается скорее щедростью чем своекорыстием и более или менее зажиточный домохозяин делится с неимущим не только избытком, но отдает иногда то, что пригодилось бы самому»8. Чтобы занять определённую нишу в Питере, земляки осваивали смежные строительные специальности, подрядчик старался брать на работу людей из своей округи. Более того, на родине создавали смежные производства, чтобы не только те, кто в отходе, но и те, кто остался дома, были обеспечены работой, а, значит, и доходом. Наконец, при благоприятных экономических обстоятельствах, была осознана необходимость создания земляческих благотворительных учреждений.

Одной из самых многочисленных диаспор была ярославская, поэтому неслучайно, что в 1897 г. первым открылось Ярославское благотворительное общество (далее ЯБО). Ярославская губерния была представлена сразу тремя благотворительными организациями. Наряду с возникшим ранее ЯБО, в 1901 г. приступило к своей деятельности общество взаимопомощи уроженцев г. Углича, а в 1904 г. – Мышкинское благотворительное общество. Попутно стоит заметить, что, вместе с тем, возникали и общества по профессиональному признаку. Так, ещё в 1865 г. было зарегистрировано  «Общество вспоможения прикащикам и сидельцам в С.-Петербурге»9. Во главе Ярославского благотворительного общества с момента возникновения и до 1917 г. стоял И.С. Крючков. Сам он  родился в 1849 г. уже в Петербурге, но происходил из семьи крестьянина - ярославца, уроженца села Николо - Задубовское Рыбинского уезда. Свою карьеру в торговле он начал по окончании училища в фирме Елисеевых. Знание иностранных языков и усердие в работе обеспечило ему быстрое продвижение в крупнейшем торговом доме Петербурга. Он заведовал торговой конторой Елисеевых в Гостином дворе, а затем завел собственное дело. Купец - фруктовщик, он содержал три лавки в Апраксином дворе, много лет был гласным Городской думы, председательствовал в Санкт-Петербургской купеческой управе, входил в правление нескольких банков и благотворительных обществ10.

Пример Крючкова был не единичен. Не одно поколение костромских Тарасовых, ярославских Елисеевых, родившихся уже в Петербурге, занималось благотворительностью. В столичном пространстве были известны Анастасиинская и Елизаветинская богадельни. Первая, Анастасиинская богадельня Тарасовых, была основана в 1850 г. главой семьи крупных строительных подрядчиков из старообрядцев, перешедших в единоверие, Николем Степановичем Тарасовым в память об умершей дочери Анастасии (в браке Кирпичевой). На строительство богадельни он пожертвовал 125 000 рублей. Двухэтажное, окруженное большим садом здание, было построено на участке Большеохтенского единоверческого кладбища (что не случайно: с времён Петра I на Охте проживали крестьяне, в том числе и с костромской земли, призванные для строительства Санкт-Петербурга). Здесь содержалось около 50 престарелых охтян-единоверцев обоего пола. В 1867 г., после смерти сына Н. С. Тарасова Алексея, в ознаменование его памяти к южной стене богадельни был пристроен единоверческий храм во имя прп. Алексия, Человека Божия. В нём жители Охты хранили церковные реликвии дониконовского православия – старинные книги и антиминс. В 1870 г. храм стал приходским. Под его алтарем Тарасовы устроили семейную усыпальницу. Вскоре родственник Тарасовых купец П. С. Елисеев возвёл напротив богадельни православный храм Божией Матери Казанской с усыпальницей своего семейства, а в 1900 г. его потомки выстроили рядом Дом для призрения бедных имени С.П. Елисеева. В 1914 в богадельне содержались 62 женщины и двое мужчин11.

В 1856 г. в память о старшей дочери Григория Петровича Елисеева Елизавете Тарасовой (1829–1849), скончавшейся через несколько месяцев после замужества, была основана Елизаветинская богадельня братьев Елисеевых. На её основание было пожертвовано 130 000 руб. Богадельня вместе с домовой церковью св. праведных Захарии и Елизаветы была освящена 18 октября 1856 митрополитом С.-Петербургским и Ладожским Григорием. Обязанности эконома в ней исполнял муж покойной купец Алексей Николаевич Тарасов (1827–1867). Первоначально богадельня была рассчитана на 25 женщин и 15 мужчин, а позднее число призреваемых было увеличено до ста12.

Инициатива создания Костромского благотворительного общества принадлежала жившим в Петербурге священникам – костромичам по происхождению: епископу нарвскому Никону (окончил Солигаличское духовное училище, Костромскую духовную семинарию, Санкт-Петербургскую духовную академию; позже он стал экзархом Грузии; убит в 1905 г.) и настоятелю Исаакиевского собора Иоанну Антоновичу Соболеву; а также - статс-секретарю Анатолию Николаевичу Куломзину (его имение располагалось в Кинешемском уезде; в нём организовал разработку залежей фосфоритов; слушал лекции в Оксфордском, Гейдельбергском, Лейпцигском университетах; изучал финансовую систему в Бельгии, Великобритании, Германии и Франции; занимался вопросами финансовой истории России), и крупнейшим петербургским колбасникам: Дмитрию Лаврентьевичу и Фёдору Лаврентьевичу Парфеновым, мануфактурщику и фабриканту, гласному Думы И.И. Дернову13. Кроме указанных лиц, в выработке Устава КБО приняли участие Николай Васильевич Покровский (проф. Духовной академии, директор Археологического института; кроме того, бывший и председателем КГУАК) и проф. Санкт-Петербургского университета прот. М.И. Горчаков. Уже само перечисление имён говорит о том, что это были, наделённые недюжинными интеллектуальными способностями, административным ресурсом и некоторыми средствами. Костромское благотворительное общество приступило к своей деятельности. 14 марта 1901 г. Дата его возникновения совпадала с праздником в честь иконы Феодоровской Божией матери. Председателем правления был избран Парфенов Дмитрий Лаврентьевич.

Численность и состав обществ напрямую был связан с  масштабами отхода из губернии и профессиональной специализацией их крестьян: в ЯБО к его десятилетнему юбилею состояло более 3 тысяч человек, причём около 70% составляли торговцы и трактировладельцы14. Из тех 373 членов КБО, перечисленных в отчете за 1908 г., профессии которых восстанавливаются по справочнику «Весь Петербург», 140 (37,5%) были строительными подрядчиками или владельцами строительных мастерских15. Спектр деятельности обществ, по всей видимости, был приблизительно одинаков. ЯБО содержало бесплатную столовую, в которой выдавалось около 300 обедов ежедневно; убежище для приезжающих в столицу на промысел мальчиков, где в течение года проживало 125 человек; ясли на 12 детей;  приют для 20 детей обоего пола от шести лет; оказывало медицинскую помощь. Так, Солонцев Константин Митрофанович, ярославский уроженец, врач Санкт-Петербургской Мариинской больницы, член ЯБО, предлагал «открыть у него на квартире по средам от 3 до 5 часов бесплатный прием для бедных больных земляков, в субботу предоставлял себя в распоряжение к тем бедным больным землякам, которые не могли попасть в больницы, и лежали в постели, нуждаясь в помощи врача». По вторникам осуществлялся бесплатный прием больных с бесплатной выдачей лекарств в Елизаветинской Общине Сестер Милосердия в Полюстрове. Помимо этого, общество выдавало нуждавшимся ежемесячную денежную помощь и единовременные пособия, содействовало отправке уезжающих на родину. С 1898 по 1913 гг. на эти цели было потрачено 68.659 рублей (обратилось в общество 20.495 ярославцев). Общество проводило работу и по религиозному просвещению (атмосфера столицы была такова, что в этом была острая необходимость). В частности, на отчетном собрании (за 1898 г.) редактором «Миссионерского обозрения» Василием Михайловичем Скворцовым была прочитана лекция о пашковстве в Ярославской губернии и о влиянии этой секты на ярославцев, проживавших в столице16.

Цель деятельности Костромского благотворительного общества (далее КБО) была определена следующей: «сближение между собою костромичей, проживающих в Санкт-Петербурге, оказание взаимной нравственно-материальной поддержки и общение с родиной через вспомоществование ей в религиозно-нравственном просветительном деле»17. В первые годы Правление собиралось на квартире И.И. Дернова. Здесь находилась икона Феодоровской Божией Матери, пожертвованная Ф. Н. Пыриным. С момента основания общество поставило своей первоочередной задачей постройку дома для бедных костромичей. По докладу А. Н. Куломзина этот проект был в 1902 одобрен императором, который пожертвовал на него 1000 рублей. Проект безвозмездно составил член КБО техник-строитель В.С. Шорохов, подрядчик Кононов также бесплатно выделил кирпичи на постройку, а кладку произвела артель каменщиков Сизова. 31 января 1907 выстроенный дом (Киевская ул., 14) был принят в ведение общества. В трехэтажном доме расположилось правление, две большие комнаты предназначались для бесплатного размещения нуждающихся костромичей, остальные  - сдавались внаем для погашения долга общества. Позже в доме была устроена богадельня, в которой содержалось 18 женщин в возрасте от 60 лет.

За первый год в КБО поступило 44 прошения о материальной помощи, из которых 29 было удовлетворено: 24 лица получили денежное пособие на сумму 199 рубля, 2 лица определены в богадельню, 3 – определены на работу. Общество ежегодно выдавало пособия нуждавшимся землякам, оказавшимся в столице (на сумму примерно 5 тыс. рублей), проводило собрания, вечера, балы. В 1916 обществом было выдано ежемесячных пособий на сумму 677 рублей, на довольствие призреваемым – 520 рублей; расходы по содержанию богадельни составили 3 427 рублей, по содержанию дома – 6 595 рублей. Годовой бюджет общества составил 15 500 рублей. По смете на 1917 предполагалось на все виды пособий отпустить 3 000 рублей18.

Удивительным, на наш взгляд, фактом является и то, что старосты многих столичных храмов были отходниками или переселенцами (отходниками в прошлом), членами благотворительных обществ. При ярославском обществе состояли 22 церковных старосты. Причём, к примеру, А.Г. Чадаев был старостой Казанского собора, П.Е. Воеводский – церкви Успения Святой Богородицы (Спаса на Сенной)19. Среди ярославцев были и руководители двух старообрядческих общин – федосеевец А.И. Латынин и поморец П.Н. Кончаев. Среди 15 церковных старост, входивших в КБО, - товарищ председателя общества, апраксинец (водопроводная и меднокотельная торговля), домовладелец, уроженец деревни Халоново Верховской волости Солигаличского уезда Н.А. Серяков – староста церкви Владимирской Божьей матери. Братья Ф.Л. и Д.Л. Парфеновы (родились в с. Спас-Серапиха Чухломского уезда Костромской губернии; с 12 лет в столице, начинал мальчиком в чайной лавке Н.Ф. Кулебякина) – старосты соответственно Пантелеймоновской церкви и церкви Троицкого Общества распространения религиозно-нравственного просвещения; крупнейшие в Петербурге торговцы шапками – И.Ф. Зверев, П.Ф. Лезов и Г.И. Сандин  были старостами единоверческих церквей20.

Крестьяне, обустроившиеся в столице, не забывали про свою родину и земляков. «Мы знаем несколько бывших ярославских крестьян, которые, в небольшой сравнительно промежуток времени, сделались из простых рабочих крупными капиталистами, и уже осевшись в разных городах купцами, не забывают, необходимо прибавить к их чести, мест своей родины, устраивая там то церкви, то школы, то разные приюты и богадельни», - писал современник21. Приведем некоторые примеры. Бывший крестьянин с. Архангельского Мышкинского уезда Ярославской губернии, мещанин Родион Сидоров, пожертвовал дом и участок земли в селе, где родился, для призрения бедных и престарелых крестьян Архангельской волости. 1 марта 1896 г. состоялось  освящение богадельни22. Горшков Григорий Фомич, Санкт-Петербургский 1-й гильдии купец, потомственный почетный гражданин, пожертвовал 1000 рублей на устройство богадельни для бедных женщин крестьянского сословия в с. Введенское - Клыково Мышкинского уезда Ярославской губернии23. Д.Л. Парфенов, уроженец с. Спас – Серапиха Чухломского уезда Костромской губернии, известный питерский колбасник, вносил вклады во все церкви Чухломского уезда, а в селе, где родился, построил каменную церковь, приют с ремесленными классами и богадельню. 22 июня 1903 г. в Чухломе при стечении множества народа состоялся молебен на месте закладки здания приюта для бедных детей и детей-сирот. На средства Дмитрия Лаврентьевича были наняты опытные каменщики-строители. Недалеко от усадьбы Поповское специально поставили новый кирпичный завод, на котором обжигали кирпичи особой крепости, так называемый «железняк». Строительство огромного, по провинциальным меркам, здания завершилось в короткий срок, и уже в 1905 г. в Чухломском детском приюте имени братьев Парфеновых открыли однопрестольную церковь в честь Богородицы для детей и персонала приюта. До 1918 г. воспитанников приюта содержали на средства попечителей – братьев Парфеновых, которые часто приезжали в Чухлому и привозили приютским детям разные гостинцы: сладости и игрушки. Дети же, в свою очередь, готовили дорогим гостям торжественную встречу, пели величальные песни и рассказывали стихи24. В 1883 г. в г. Солигаличе при Входо-Иерусалимской церкви на средства мастера Сакт-Петербургского кузнечного цеха Михаила Петровича Харзина была открыта богадельня (двухэтажный деревянный дом, крытый железом, приспособленный к призрению престарелых женщин на 8 человек)25.. Этот перечень можно было бы продолжать бесконечно. Фамилии многих благотворителей печатались в «Епархиальных ведомостях». Постоянно в этих изданиях публиковались имена тех, кому преподано благословение Святейшего Синода. Но никогда мы не узнаем обо всех благодеяниях крестьян или выходцев из крестьян, ибо многие стремились творить милостыню тихо, не предавая огласке все добрые дела, ими совершаемые.

Сказанное, позволяет сформулировать следующие предварительные выводы: 1. Именно стремительный рост отходничества в столицу в пореформенный период и повлёк необходимость создания благотворительных обществ; 2. Косвенно, это свидетельствовало о том, что при нарастании отхода крестьянин всё равно был ориентирован на жизнь в деревне. Поэтому и необходим был в городе такой адаптационный механизм временной поддержки крестьян; 3. Социальную функцию адаптации выполняли и общинно-приходские отношения, которые продолжали, хотя и в дискретном виде, существовать в столичном пространстве; 4. Крестьянин самим фактом своего присутствия в столице способствовал распространению христианских добродетелей. Хотя, по всей видимости, именно наводнением крестьянством столиц объясняется и другой факт – оживление язычества. Исследователями давно было подмечено, что XIX век был более языческий, нежели XVIII. Следует заметить и другое, что, порой, духовные искания заводили крестьян в секты разного толка и, похоже, явления эти не были единичны.

Примечания

1. ГАЯО. Ф.582. Оп.1. Д.230. Л.1— 1об.

2. Смурова О.В. Между городом и деревней (образ жизни крестьянина-отходника во второй половинеXIX-начале XX вв.) : монография / О.В. Смурова. – Кострома, 2008. С. 9.

3. Санкт-Петербург по переписи 10 декабря 1869 г. Вып.I. СПб., 1872. С.118.

4. Санкт-Петербург по переписи 1890 г. Ч. I. Вып. 1. С.84—85.

5. ЦГИА СПб. (Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга), ф. 569, оп. 13, д. 692. Отчет Ярославского благотворительного общества в С.-Петербурге за 1898 г. Год первый. СПб. : Типо-литография М.П. Фроловой, 1899 ;  Взаимопомощь Ярославцев // Петербургский листок. 1897. 29 декабря. № 357. С. 2; Ярославское благотворительное общество в Петербурге. СПб., 1898; Лурье Л. Хитров А. Крестьянские землячества в российской столице: ярославские «питерщики» // Невский архив : историко-краеведческий сборник. - Вып. II. – М. ; СПб.: Феникс, 1995. - С. 307-354; Энциклопедия СПб. www.encspb.ru

6. ГАКО. Ф. 210. Оп. 1. Д. 222. Л. 1 об.- 9 об.

7. Статистический очерк С.-Петербурга. Планы города и театров // Приложение к изданию «Весь Петербург — Адресная и Справочная книга». СПб., 1894. С.7.

8. ГАЯО. Ф. 73. Оп. 1. Т. 3. Д. 6803. Л. 8 об., 1894 г.

9. Головщиков К.Д. Ярославская губерния : историко-этнографический очерк. Ярославль : типогр. губ. правл., 1888. С. 61;  Дело по просьбе «Общества вспоможения прикащикам и сидельцам в С.Петербурге об уступке участка городской земли для построения на оном каменного храма во имя Воскресения Христова, в память радостного бракосочетания их императорского Величества 14 ноября 1894 г. и других общественных построек. СПб., 1896. с. 3.

10. Фонтанка, 62: от Крючкова до Клочкова // Квартальный надзиратель. 2003. № 12.

11. Жерихина Е.И.  Анастасиинская богадельня Тарасовых // Энциклопедия благотворительности Санкт - Петербурга. Фонд им. Д.С. Лихачёва encblago.lfond.spb.ru/showObject.do?

12. Данилов П. Краткий исторический очерк возникновения и устройства Елизаветинской богадельни Елисеевых. СПб., 1906. С. 4–11.

13. Отчеты Костромского благотворительного общества за 1901-1916 гг. СПб, 1902-1917.

14. Лурье Л. Хитров А. Крестьянские землячества в российской столице : ярославские «питерщики» // Невский архив : ист.-краев. сб. Вып. II. СПб.: Феникс, 1995. С.313.

15. Лурье Л., Тарантаев В. Крестьянские землячества в Петербурге // Невский архив : историко-краеведческий сборник. – Вып. III. - СПб.: Феникс, 1997. - С. 414.

16. Весь Петербург на 1913 год. С. 894; см. также : Лурье Л. Хитров А. Указ.соч. // Невский архив. Вып. II. С. 312; Отчет Ярославского благотворительного общества в СПб. за 1898 г. С. 24.

17. Весь Петербург на 1913 год. С. 874.

18. Отчёты Костромского благотворительного общества за 1901-1916 гг. СПб., 1902-1917.

19. Лурье Л. Хитров А. Крестьянские землячества в российской столице : ярославские «питерщики»// Невский архив : ист.-краев. сб. Вып. II. СПб.: Феникс, 1995. С.314.

20 Лурье Л. Я. Тарантаев В.Г. Крестьянские землячества в Петербурге // Невский архив : ист.-краев. сб.  Вып. III. СПб. : Феникс, 1997. С. 414-415.

21. Дело по просьбе «Общества вспоможения прикащикам и сидельцам в С.Петербурге об уступке участка городской земли для построения на оном каменного храма во имя Воскресения Христова, в память радостного бракосочетания их императорского Величества 14 ноября 1894 г. и других общественных построек. СПб., 1896. с. 12.

22. ГАЯО. Ф. 71.  Оп. 1. Т. 3. Д. 6869. Л.  21 об.

23. Там же.

24. Байкова Т. Добрый след на земле // Вперед. Чухломская общественно-политическая газета (Костромская область). № 69. 2003. 19 июня. Дмитрий Лаврентьевич Парфенов лично руководил сбором средств и постройкой: Введенской церкви у Варшавского вокзала, Предтеченской церкви на Выборгской стороне, церкви Эстляндского православного братства; жертвовал деньги на Казанский собор, на Спасо-Сенновскую церковь и др. Немало денег вкладывали братья и в свою приходскую Варваринскую церковь около села Ножкино (Чухломский уезд), где были похоронены их дедушка и бабушка (Байкова Т. Добрый след на земле // Вперед (Чухломский район Костромской области).

25. ГАКО. Ф. 130. Оп. 2. Д. 562. Л. 1об., 48.

Т. П. Сухарева

Т. П. Сухарева

РУКОПИСИ Е.В. ЧЕСТНЯКОВА – ИСТОЧНИК ДУХОВНОЙ И НАРОДНОЙ МУДРОСТИ

Костромской государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник обладает уникальным фондом рукописных произведений Е.В. Честнякова. Всю жизнь наряду с рисованием и писанием картин он "сочинял словесности". Его рукописное наследие является подлинной сокровищницей духовной и народной мудрости. Это - сказки, стихи, романы в прозе и стихах, драматические сценки для детского театра, размышления о  вере, жизни,  искусстве. В своих художественных и литературных произведениях он поднимает общечеловеческие духовно-нравственные проблемы, через прекрасную мечту показывает пути совершенствования человека, построения всеобщего благоденствия. И делает это с такой неповторимой национальной самобытностью, что позволяет нам рассматривать его творчество не только как российское, но как  общемировое явление художественной культуры.

В собрании Костромского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника, включающего собрание его филиала,  Кологривского  краеведческого  музея им. Г.А. Ладыженского, насчитывается 256 единиц хранения, относящихся к рукописному фонду Е.В. Честнякова. В него входят пять рукописных книг, три из которых содержат авторские иллюстрации и   рисунки, записные книжки, тетради и отдельные листы с записями, письма. Это лишь часть сохранившегося и дошедшего до нас наследия Е.В. Честнякова. Есть основания предполагать, что несколько рукописей находится в частных собраниях и они не доступны  для исследователей.  Изучена и опубликована лишь незначительная часть рукописей из музейного фонда. В настоящее время перед сотрудниками музея-заповедника стоит задача исследовать, расшифровать и сделать рукописное наследие Е.В. Честнякова достоянием широкой общественности, представить его как поэта, прозаика, народного мыслителя. Процесс прочтения, а вернее сказать расшифровки, и подготовки к печати трудов Е.В. Честнякова сложный и длительный.

Изучение его творческого наследия осложняется тем, что все рукописи и документы дошли до нас в  плохом состоянии. Находясь в тяжелом материальном положении, Е.В. Честняков делал записи на бумаге низкого качества, мелким, с трудом разбираемым почерком. Чаще всего он использовал карандаш, который со временем стирается и угасает. Писал он почти без знаков препинания, выработав свою авторскую систему пунктуации. Отделяя одно предложение от другого двоеточием или троеточием, он стремился сохранить мелодику народной речи с ее особым построением фраз и диалектными словами. Значительная часть рукописей – это черновые записи будущих произведений, что объясняет небрежность почерка и начертания отдельных букв, множество исправлений и повторов. Вместе с тем, он очень болезненно относился к редакторской правке его произведений. В настоящем докладе при цитировании произведений Е.В. Честнякова полностью сохраняется авторский текст.

Наиболее изученным представляется его творчество дореволюционного периода, хотя в рукописных книгах содержится еще много неопубликованных произведений с авторскими иллюстрациями. Рукописное наследие Ефима Честнякова послереволюционного периода практически не исследовано. Это в основном размышления, занесенные в  самодельные записные книжки, написанные на отдельных листах, конторских бланках и даже газетах. По своему содержанию они представляют уникальные свидетельства об отношении как самого Ефима Честнякова, так и окружающих его крестьян к политике советской власти в деревне.

Рассмотреть и проанализировать весь творческий путь Ефима Честнякова в ретроспекции в настоящее время не представляется возможным, но даже по небольшой части расшифрованных рукописей, можно сделать вывод, что он был самобытным народным мыслителем, духовным наставником и учителем для окружающих его крестьян, человеком, хорошо  разбирающимся  в экономике и международном положении.

В период 1905 – 1910-х годов были созданы основные известные нам художественные произведения Ефима Честнякова, много стихов, сказок, сказания о Марко Бессчастном и Стафии, размышления о красоте и Боге. Именно в этот период он назвал себя «рыцарем сказочных чудес». Не будем оспаривать это, но, зная дальнейшую судьбу Ефима Честнякова,  отнесем такое определение только к дореволюционному периоду его творчества.

Жизнь Ефима Честнякова прошла в деревне Шаблово Кологривского уезда Костромской губернии, где до сих пор сохранилась первозданная красота русской природы. Воспринятое от предков и воспитанное в нем уважительное, восторженное отношение к природе как творению Господню, звучит во всех его произведениях. В одном из самых поэтичных рассказов  «Ручеек»  Ефим Честняков представляет удивительно гармоничную картину бытия небольшого ручейка, «вытекающего из колодца под Михайловой горой». С любовью и трепетом повествует он об изменениях в жизни  самого ручейка, окружающей его природы, деятельности людей в разное время года, связывая это с православными праздниками, как было в традициях крестьянской Руси. «Завтра Егорьев день, продолжали говорить водяные капельки: девоньки да бабы погонят вербой скотину и будут бросать в разлив святую вербу.. А смотрите-ка вон там на горе мужики уже начали поле орать под овес.. <…> И только спали снега и зазеленели поля да луга,  и присмирел опять ручеек, побежал тихо да ровно журчит по камешкам разноцветным. Только разве после дождя погуляет да расшумится...»1. Столь же светлое и одухотворенное восприятие природы встречается и у других героев произведений Ефима Честнякова. Вот разговор бабушки и внучки в одном из его стихотворений:

«Ты Анютка стала рано» -

Бает баушка Ульяна.

- Отгадай – ходила я

Слушать пташку соловья.

Соловейка славно пел

Под горой ручей шумел

Он по камешкам бурлил

И про что-то говорил

- Что наскажет тебе ричка

Соловей - небось синичка

На черемухе поет

Красный день Господь дает…»2.

Такой диалог о природе часто встречается в произведениях Е.В. Честнякова, бабушки, дедушки в естественном, повседневном разговоре учат внуков слушать, видеть понимать и любить природу.

В рукописных книгах много небольших рассказов и сказок, сопровождающихся интересными рисунками Ефима Честнякова. В этих бесхитростных повествованиях ощущается удивительно светлое, доброе, несуетное, и, конечно же, не агрессивное отношение ребенка к окружающему его миру, который восхищает и умиротворяет его.

«Путя пошла по ягоды на Борисиху.. и нашла большой куст.. и набрала полную коробичку стогом и сама наелась.. Там она увидела красивую пташку с красненьким зобком.. и долго гледела… и притаилась чтобы не испугать… и пташечка очень ей показалась... и перелетывала с прутика на прутышок... и на земельку слетала.. и бегала по травке. (Она не боялась Пути потому что Путя была смирная) пташечка что-то искала на земле – это верно корм ципляткам и улетела в лесок – может там гнездышко.. и она унесла корм цыпляткам. И Путя пошла по тропочке домой.. Вышла в наш выпуск и по дороге пошла.. А там ходили коровы и лошади и щипали траву.. и колокольцы коровьи побрякивали.. Она постояла и погледела на коров.. и пошла… И еще под елкой нашла рыжик.. и вышла в прогон… и пошла домой… А в поле были цветочки… перелезла через угород и пошла полем в цветочках..  и пришла домой.. И надавала всем ягод»3.

Бережное отношение стариков к миру ребенка передал Ефим Честняков и в своих воспоминаниях, недавно полностью расшифрованных.

«– Ефимко, ты спишь али нет?.. Соходи.

(Да садись на шесток4 либо на жароток5)

Горечих лепешек там баўшка-та даст»..

Дедушко тятька6-ли так говорит..

С голча слезаю.. иду в загородку..

Баушка скажет: садись на шесток..

«На вот лепешек – в подене7 мачи

Площечку ставит поближе ко мне –

Масло и пенки .. – горячее все..

Топится печь и на площечку свитит

Я тут сижу ли стою у шестка.

В пенки лепешки мачу да и ем..

(И ровно бы уж лучше не ел никогда)8.

Эти воспоминания сродни замечательному произведению  Шмелева «Лето Господне». Через восприятие мальчика лет семи в них передан пусть бедный, но удивительно добрый, размеренный уклад крестьянской семьи.  Не скудность быта обращает на себя внимание, а светлый мир ребенка, испытывающего радость от самого малого, так как оно согрето заботой и любовью взрослых. Столь поэтичного, этнографически точного описания детства крестьянского мальчика, пожалуй, нет больше в русской литературе.

В воспоминаниях есть эпизод, в котором бабушка рассказывает внуку народные предания о дедушке-домоведушке, кикиморе, лизуне.

«Бабушка пахтает9 сметану:

– А язык-от у Лизуна как терка..

– Большой язык-от..

– Большой...

– А где Лизун-от живет, баўш?..

–  Лизун-от в овине, в трубе.. За квасницей в гоўбче… Суседушко и кикимора тоже в гоўбче да в подполье и на подволоке… под подволокой…

– А какая она?

– Седая..

-  А суседушко?

– Домоведушко кикиморин муж.. тоже старый.. оброс весь.. маленький ровно кужель10 отрепей... и в избе они живут на дворе у скотины.. везде ходят.. к лошадям.. Ежели который лошадей любит, – сена подкладывает.. да расчесывает.. гладит…»11.

В сказках Ефима Честнякова языческие герои несут определенную нравственную нагрузку.  Кикимора и Лизун учат неряшливых хозяек убирать за собой пряжу, накрывать кринку с молоком, чтобы сор не попал, а Баба-Яга является олицетворением зла, которого надо бояться. В звучании представленного диалога ощущается мягкость, доверчивость во взаимоотношениях бабушки и внука. Именно бабушка передала Ефиму Честнякову любовь к народным преданиям и сказкам, научила понимать красоту окружающей природы, пробудила в нем желание сочинять что-то свое. Воспоминания о безмятежном мире детства во многом объясняют, почему в его творчестве так много стихов и сказок посвящено природе, где героями становятся птицы и звери, грибы, растения, а люди являются естественными обитателями этого сказочного мира.

Три сказки Ефима Честнякова «Чудесное яблоко», «Иванушко», «Сергеюшко» были опубликованы в издательстве «Медвежонок» еще в дореволюционное время, несколько расшифровано и опубликовано в 1980-е годы, но в рукописях еще много неизученных мудрых, красивых произведений. Мир сказок Ефима Честнякова духовно чист и ясен. Несмотря на то, что в них действуют герои, которых можно назвать языческими, по своей нравственной сути эти сказки христианские. Приведем слова русского православного философа и общественного деятеля Евгения Николаевича Трубецкого(1863-1920), посвятившего исследование русской народной сказке:

«Достоверно одно: русские сказочные образы как-то совершенно незаметно и естественно воспринимают в себя христианский смысл. В некоторых сказках это превращение представляется вполне законченным; в других мы видим пестрое смешение христианского и языческого»12. Эти слова можно с полной ответственностью отнести к сказкам Ефима Честнякова, как сочиненным им самим, так и народным, авторски переработанным. Рассмотрим некоторые из них.

В самой известной сказке Ефима Честнякова "Чудесное яблоко" заложен глубокий духовно-нравственный смысл. Само название «Чудесное яблоко», а не «волшебное», имеет христианское значение. К язычеству можно отнести лишь то, что тетерев и сова, как вещие птицы в русской сказке, дают старику мудрые наставления. В сказке «Чудесное яблоко» рассказывается о том, как старик нашел в лесу большое яблоко и хотел увезти его в деревню, но не смог. Сидевшие на дереве тетерев и сова объяснили, что только совместными усилиями можно сдвинуть тележку с яблоком с места. Потрудились все члены крестьянской семьи, привезли яблоко и ели его потом всем миром, всю деревню угощали. «И хватило яблока на всю осень и зиму до самого Христова дня»13. Само появление яблока можно рассматривать как сказочное волшебство, а вот чудесным оно стало, лишь после того как им стали делиться со всеми, кто нуждался, и яблоко не кончалось. Ефимова сказка учит: «Поделись с другими, и тебе хватит…». Именно своей добротой и бескорыстностью люди заслужили божественное явление чуда.

В сказках Ефима Честнякова люди уважительно относятся к миру животных, понимают язык птиц и зверей, а те платят им добром, как в «Сказании о Короле тетеревином», спас Стафий тетерок от злого ястреба, «выпутал» оленя из веревок, и они помогли ему в трудную минуту. Невольно вспоминается «Житие Серафима Саровского», когда читаешь у Ефима Честнякова «быль – побывалщину» о дедушке Трифоне и медведушке.

«…А и было-то раз да случилося

К стару деду приходит сядой медвидь.

Ой ты дедушко, нет-ли поисть-бы мне,

А давно ведь хожу я голодьненький.

Ноне всих сладких ягод и травинок

Больно мало в лесу уродилося.

Пригожусь я тебе может сам когда

Еще дед над медведушком сжалился

И принес ему хлеба крюшечку.

Все что было в запасе у дедушка,

Он и отдал седому медведушку…»14.

В сознании жителя северного лесного края, мир человеческий существовал вместе с миром птиц и животных. Так и в сказках Ефима Честнякова герой делит с ними и радость и печаль. Эта общность человека и животного может выражать и православную идею соборности всего тварного мира. Приведем слова Е. Н. Трубецкого: «Глубоко сродно христианству и любящее жалостливое отношение сказки к животному миру. Тайна солидарности всей живой твари, открывшаяся сказателям, есть в то же время одно из христианских откровений и, в частности, одна из любимых тем русского «жития святых». Не удивительно, что и здесь происходит слияние между сказочным и христианским. Благодарность животного человеку, его пожалевшему, в сказке благочестивой получает значение Божьей награды»15.

Христианское мироощущение прочитывается во всех сказках Ефима Честнякова.

Ярким примером может быть сказка «Чудесная дудочка», у которой есть подзаголовок «Бабушкина сказка». Это известная русская сказка, существующая в различных вариантах. Ефим Честняков записал ее как пьесу для постановки с детьми в своем театре. Фабула традиционна во всех вариантах: из зависти две сестры убивают третью, пастушок, нашедший на ее могиле тростинку, сделал дудочку, которая через свою мелодию рассказала правду. Вчитываясь в слова героев пьесы Ефима Честнякова, ясно чувствуешь переживания людей православных. Старуха-мать печалится, молит о возвращении дочери Марьюшки: «… Пошли с того свету из рая господня. Матрена и Настасья стали туманные. Не такие уж бойкие. Видно и им жаль сестрицу Марьюшку»16. И сестры переживают, раскаиваются, что большой грех совершили: «Нет нам покою ни днем, ни ночью. <…> Какие добрые дела сослужить нам… Станем работать на сирот да на хворых…»17. Как и положено, конец в сказке счастливый.

«Ст[ару]ха. Марьюшка ожила, ожила. Разрыли земельку, а она живая.

Ст[ари]к. Марьюшка пришла. Была у ангелов. Радость нам, радость. <…> Что делать с вами, дочери жестокосердечные? Матрена и Настасья удалитесь из дому!

Ст[ару]ха. Уйдите с глаз наших.

Марьюшка. Сестрицы, не уходите, не уходите. Я так рада, рада увидела, вас.

Матрена. Мы так рады, сестричка, что ты ожила. А были в великой тоске»18. В этой сказке Ефим Честняков дает пример великой христианской любви и прощения. Этому он учит окружающих его крестьянских ребятишек и делает мир сказки, в котором накоплена вековая народная мудрость, понятным и доступным для них. Ведь все события его произведений происходили не где-нибудь «в тридесятом царстве», а здесь, рядом с ними в соседнем лесу, на роднике, на Унже.

Особое место в творчестве Ефима Честнякова занимает «Сказка о крылатых людях», которую по ее глубокому духовному смыслу можно отнести к православным притчам. Начинается она очень поэтично: «Был на море одинокий остров, населенный людьми, и много всяких богатств на этом острове. Только нужно было трудиться, чтобы создать из природы пригодные вещи для жизни. Долго ли коротко ли трудились, нашли богатства и построили общими силами корабль, украсили и оснастили – стоит на голубых волнах качается. Народ собрался на берегу – любуется столь хорош да красив первый корабль. И слышали, что за морем богатая страна – и нет де там тяжелого труда только театры. Да и те что сделали люди мечтою своей.. И взрослые только играют как дети.. И очень хотелось людям пожить в красоте да в музыке сказки.. И заторопились на корабль.. Но не могли все поместиться»19. Далее Ефим Честняков дает картину порочного поведения людей в борьбе за место на первом и на втором корабле, алчного истребляли природных богатств оставшимися на острове людьми. Только один человек уговаривал людей проявить терпение и продолжать трудиться, но только дети понимали его. По молитве этого человека «дал ему Бог» изобрести «крылья свободы». Прилетели оставшиеся люди в ту заморскую сказочную страну. «Она была очень красива. Те люди, что отплыли раньше много понастроили всяких богатств, но сами погибли.. потому что не могли себя сдерживать – и как мухи на мед набрасывались пить наслаждения.. Они думали, что счастье только в богатстве земном.. И от беззакония сами страдали в болезнях и мучились совестью за тех, которых оставили за морем на острове .. И казалось, что Бог не справедлив.. Но что это?  - Над их великолепным городом как лебеди белые будто летают.. Ангелы.. ангелы… в трепете люди глядят… Но вот опустились белые птицы на землю.. и увидели все, что это последние люди.. – «Да это же наши.. наши говорят горожане: как же это так.. Ах какие счастливые.. <…>Ах и мы хотим иметь такие же крылья». Но горе.. они уже отяжелели и летать не могли…»20.

Задавленный непосильным трудом и бедностью русский крестьянин, выражал в своих сказках мечту о счастливой жизни в волшебной стране «с молочными реками и кисельными берегами», слагал предания о загадочной стране Беловодье. В «Сказке о крылатых людях» мы тоже встречаемся с удивительной заморской страной, где нет тяжелого труда, а есть множество всяких богатств. Но Ефим Честняков вкладывает иной смысл в описание этой страны. В отличие от народных сказителей он показывает не сказочный идеал сытого довольства, наслаждение материальными благами, а торжество человеческого духа над материальными благами. Приобретенное богатство не приносит счастья, если утрачено духовное начало. Люди в заморской стране погибли от сытости и бездуховности, а «крылатые люди» приобрели истинный дар, подняться в небеса и воспарить над суетностью материального мира. И этот дар они получили не «по щучьему велению», а заслужили терпением и трудом, поднявшись над алчностью и суетностью повседневного быта, устремившись к красоте небесной. «Сказка о крылатых людях» звучит удивительно современно, в ней урок тем, кто смысл жизни видит только в материальном благополучии, и надежда тем, кто стремится к обновлению, очищению и одухотворению души.

Своеобразным программным произведение Ефима Честнякова является сказка «Шабловский тарантас», по своему содержанию и духовному смыслу перекликающаяся с незаконченным романом «Марко Бесчасный», большой картиной «Город всеобщего благоденствия» и скульптурной композицией «Кордон». В этих произведениях он стремиться выразить свою идею о всеобщем благоденствии через построение «универсальной крестьянской культуры». В основе этой идеи лежит крестьянское, православное миропонимание и жизнеощущение.

Живя в Петербурге, Ефим Честняков очень остро ощутил разрушительную силу столичного города с его лицемерным, высокомерным отношением к русской деревне, ее жизненному укладу. Это он выразил в своих произведениях, как дореволюционного периода, так и двадцатых, тридцатых годов. Вот отрывок из стихотворения о Петербурге, написанном в период 1913-1914 годов.

«…Скопилище всех стран воров и проходимцев..

Наставили домов и властью управляют

Отчизны-же сынам местов хороших нет

Напрасно им искать здесь делу научиться..

Лишь взгляды хмурые и полные алчбы <…>

Когда страна моя построит город свой..

Получить место начинаньям..

И разрешит творить строителям своим..

Приди-же ты Баян.. воскресни для отчизны..

Пропой нам песнь свою – ты только наш певец..»21.

Возвратившись на родину, Ефим Честняков с большей любовью пишет о красоте окружающей природы, о нравственном укладе и труде русского крестьянства, выработанного веками. В своих произведениях, и особенно в сказке «Шабловский тарантас» и «Марко Бесчастном», он представляет новую крестьянскую цивилизацию, в которой органично сочетаются и существуют элементы городской и деревенской культуры. Используя современные технические достижения, крестьяне трудятся над строительством своего нового Шаблова, однообразие повседневного быта превращается в праздник. Сначала кирпичи стали делать «во всякое свободнее время», затем «надумали обнести всю деревню каменной стеной», «крышу сделали совершенно прозрачную», общую печь построили, чтобы тепло шло по все деревне, еду варили на всех и «пироги пекли тоже большущие». А, главное, в этой новой деревне всем было хорошо и удобно, каждый может найти свое дело, все уважительно относились друг к другу, ничьи интересы не ущемлялись. Сказочная утопия. Но только в сказке мог Ефим Честняков рассказать людям о том, что открылось ему самому. Он оказался той избранной  душой, которой Свыше было доверено подарить людям красивую мечту, идею о «всеобщем благоденствии», достигнуть которое можно лишь путем честного, вдохновенного труда и единения на основе духовно-нравственного совершенствования.

Ефим Честняков уже тогда предчувствовал надвигавшуюся на Россию катастрофу, не только экономическую и социальную, но прежде всего духовную. Зимой 1922 года он написал:

«Приди ты Баян воскресни для отчизны

Пропой нам песнь свою родной забытой были

Рыдай тоскою над струнами, и пробуди народ ото сна

Не пойте петухи, коровы не мычите,

Не ржите лошади, замолкните овечки

И не шумите елки, сосны березоньки листвой не шелестите.

Затихните ручьи и пташечки не пойте

В великом бедствии родная сторона..

Не слышим баушкиных и дедушкиных сказок

Про подвиги родных богатырей

Заполоненная отчизна запала в Чад абне-травы(?).

И слышим лишь собачий лай

Да карканье ворон и ястребов…»22.

В 1920-30-е годы на его долю выпало немало горьких событий: отобрали родительский дом, умерла сестра Татьяна и на его попечении остались двое племянников, была арестована и сослана в Казахстан его другая сестра Александра. В эти годы крестьянский мир, окружающий его, стал уже другим, по сравнению с тем, в котором  он жил и которому он посвятил свое творчество. Он видел, как гибнет прежняя Россия и не смог принять Россию большевистскую. «Политическая агитация похожа монотонной безсодержательностью на собачий лай – и порядочный человек давным-давно обремененный уже готовыми культурными школами – будет ли слушать такую для него примитивную детскую болтовню»23.

В период 1920- начала 1930-х годов он записывает в свои рукописные книги, пронизанные болью стихи или просто размышления, в которых с потрясающей смелостью и точностью провидца говорит об экономическом и нравственном падении русской деревни, о жестокой несправедливости города по отношению к ней. «Уже двадцать лет назад я говорил народу, что общественное строительство нужно начинать самим и не рассчитывать на готовое.. Даром нам никто ничего не наработает. Но все норовят взять чужого труда.. больше за свой труд в торговле… Но нынче по примеру городов наши мужики говорят,– давайте нам готовых нажитков фабрик и заводов, так и мы-бы коммунистами стали за счет чужинки…И в деревнях мы видим «коммунистов» только там, где захватили готовую культуру – экономию с постройками и машинами… Да и оно идет не в наживку а в проживку… Города последователи ложного общественника Ульянова

опорочили слово общественность и коммунизм. Какая-же это общественность и культура, когда разбойника Разина поставили себе в образцы, т.е. прямое воровство называют коммунизмом… Сделали ли в нашем г хотя бы один кирпич общественно? Что и делается то все путем найма… за деньги… сплошное насилие над страной. Всех обратили в рабов - возврат к варварским временам крайней централизации владения богатствами.

А периодические съезды холопов для прогулок по столице на готовых обедах.. Это имеет только подкрепляющее значение, чтобы одна кучка распоряжалась жизнью всей страны... <…>

Города печатают в газетах, чтобы деревни искали кулаков. В деревне ищут кулаков и не находят. Какие же их признаки. Не работают своими руками, владеют богатством, идят крупчатые пироги. Ищут в деревне таких,– все на оржанке, тошнехонько от работы и ничего нет кроме инвентарного хлама.

А города не работают своими руками, владеют богатствами всей страны, и каждый день едят крупчатые пироги. Там кулаки значит чуть не все – подходят под эти признаки с великим избытком…

И если нужно это слово кулак, то вместо слова горожане – станем их звать кулаками.

А в деревнях считать кулаками можно разве только тоже сов. и других работников, если у них крупчатые не переводятся»24.

В рукописях Ефима Честнякова встречаются еще более резкие характеристики вождей советской власти, их пропаганды построения социализма и коммунизма. Приходиться лишь удивляться, как эти записи не попали в руки НКВД. Расстрелу и репрессиям подвергся бы не только Ефим Васильевич, но и окружающие его крестьяне, услышавшие подобное стихотворенье:

«…Устало сердце от волненья и истомилась голова

Хоть слышим много от ораторов речей высокомерных,

Но мало государственных творений планомерных.

Табачный дым, окурки и плевки в собраньях шумных..

И много грубо бранных слов в речах столь явно неразумных.

Повсюду будто суд идет и рассуждения гневливых разговоров.

Никто не сможет защитить от множества партийных прокуроров

И подсудимых все винят и нетерпимо обзывают.

И призывая к примиренью враждебность будто раздувают…»25.

Ефим Честняков искренне полагал, что именно практическая деятельность крестьян способна приостановить духовно-нравственное разрушение русской деревни, не дать возможность проявиться порочным качествам личности:

грабить, разрушать, убивать, прикрываясь политическими лозунгами.

Но он оказался бессилен перед социальной демагогией, начавшей властвовать над умами людей. Переживая за нравственное нездоровье окружающих его крестьян, попавших под влияние одурманивающей пропаганды, он мог лишь высмеивать в своих произведениях уродливое поведение своих односельчан, показывать через рассуждения героев преступно тупиковый путь проводимой в деревне экономической и социальной политики.

«Революция российская

Рева злючая форсистая

И в политику тотчас

Житель вышел не учась

Безумный стал  он без старанья

И дураком пришел с собранья

У бабы красный фартуг взял

И флаг к ухвату привязал

Поет и носит красный флаг

И вопит; «Здравствует вахлак»

«Долой тиранов!» крикнул он

Отбросил от печи заслон

«Свобода кринкам и горшкам

Лепешкам, плюшкам, буракам…» 26.

Некоторые высказывания Ефима Честнякова звучат как проповеди. В 1920-е годы, когда стали пропагандироваться свободные семейные отношения, он писал об уважении к женщине, что она имеет такие же права на землю, как и мужчина, говорил о красоте отношений между юношей и девушкой, о сохранении девической чистоты.

«Когда мудрая девушка не согласна загубить свою красоту ради низких наслаждений, она стоит с милыми очами… и на челе ея печать красоты Божества и во всем существе поют голоса Бога..

Знает она, что и акты любви прельщают людей наслаждением для целей прекрасных.. А ничтожные, стремясь поглотить красоту жизни, губят дивные песни и выпивают лишь лужи.. Напрасно .. Жизнь неисчерпаемо богата – она похожа на пир у Великого Бога – и нет конца кушаньям.. И первые оттесняют последних, грубое кажется будь-то торжествует над деликатным… И когда приходят светлые ангелы и приносят небесные яства их ожидают только немногие. – И силы небесные с ними беседы ведет – под музыку дивных хоралов, при своем небесном сиянии.. А первые сытые давно.. и не могут не видеть ни чувствовать.. Их уже клонит ко сну и очи слипаются.. Безконечна лестница стадий прекрасного.. Она уходит в просторы вечного неба и вечно несется .. и дивны законы Великого Бога – законы жизни…»27

Ефим Честняков прожил долгую жизнь, наполненную светлой мечтой и верой во всеобщее благоденствие в начале ее, познал горечь разочарований и потрясений в зрелые годы, пришел к смирению праведника в старости. Во все периоды своей жизни он обращается к духовному, православному мироощущению русского народа. В своих произведениях он рассуждает о Боге, красоте окружающего мира, о неумирающих ценностях человеческой жизни.

«Наивно понимать что духовныя обители вот в голубом небе… Это материальный воздух.. Дух не знаем откуда приходит и куда уходит.. Для него материя не имеет препятствий.. Она не ощутима  как для нашего материального тела и дух витает через материю, как  материя в сферах духовных..  Где Бог? Вот здесь.. везде.. Вот деревянная стена.. дом.. в котором мы живем своим телом.. Стена для тела непроницаема.. Но для духа.. – она не пространство.. подобие как мы мыслию.. чувством.. духом своим проникаем в материю.. И не ограничены пространством что всего быстрее мысль.. дух.. человека подобие Божие и Бог существует лично.. и Он вездесущ потому что совершенный и неограниченный дух.. везде видит и слышит и постигает все.. и всем владычествует и все творит..

Духовныя сферы не имеют физического измерения. Можно сказать: духовно, бесконечно разнообразно прекрасная обитель.

Вне законов физического пространства духовный мир воплощается в материальном стремиться принять прекрасныя формы..

Слово плоть бысть…»28.

Такие рассуждения, встречаются как в его рукописных книгах в 1910-е годы, так и в записях послереволюционного периода. В годы, когда началась оголтелая атеистическая компания он напишет: «Какое же понимание красоты у людей, когда они смеются над высочайшей красотой распятого Сына Божия? Прости им: не знают, что делают.

Если это красота душевная то ведь и красота внешняя  здоровье – строится – сохраняется душевной. Как из малого семени вырастает большое дерево. Как сказано: заботься прежде о небесном – красотой небесной вам прибавится и земное – внешнее»29. Вместе со своими односельчанами Ефиму Честнякову предстояло пережить трагедию Великой Отечественной войны и ее разрушительные последствия, обескровившие русскую деревню. В рукописях и документах, находящихся в собрании Костромского и Кологривского музеев нам не удалось обнаружить записей, относящихся к концу 1930-1940-х годов. Возможно их уничтожил сам Е.В. Честняков, предвидя обыски, или их не пощадило время и они погибли.

Но даже те рукописные материалы, которые находятся в нашем распоряжении, дают богатейший материал для размышлений о подвижнической деятельности Ефима Честнякова по поиску пути духовно-нравственного возрождения России.

Примечания

1.КП-8086. Честняков Е.В. Рукописная книга 2. С. 12.

2.Там же. С. 75.

3.Там же. С. 389.

4. Шесто́к – место (площадка), находящееся перед подом русской печи.

5. Жарото́к – углубление в одной из стенок печи, как бы продолжение шестка

6.Тя́тька – отец.

7. Поде́нье – осадок на дне сосуда при топлении сливочного масла.

8. КП-8089. Честняков Е.В. Рукописная книга 3. Л. 71

9. Па́хтать – сбивать сметану на масло

10. Куже́ль – пучок льноволокна или шерсти

11. КП-8089. Честняков Е.В. Рукописная книга 3. Л. 87

12.Трубецкой Е. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке. Литературная учеба. Книга вторая.  Март апрель. 1990. С. 114.

13. КП-8088. Честняков Е.В. Рукописная книга. Л. 85 об.

14.КП-8084. . Честняков Е.В. Рукописная книга 4. Л. 58 об.

15.Трубецкой Е. Указ. соч. С. 115.

16. КОК 27474.8 Честняков Е.В. Рукопись. Лл. 14-15.

17.Там же. Л. 17.

18.Там же. Лл. 18-19.

19. КП-8089. Честняков Е.В. Рукописная книга 3. Л. 127 об.

20.Там же Л. 128 об. - 129.

21.Там же. Л. 70 об.

22.КП-8034. Записная книжка. Л. 6.

23. КОК-27474. 2 А. Честняков Е.В. Рукописная книга. Л. 56.

24. Там же. Лл. 57-58.

25. КП-8034. Честняков Е.В. Рукописная книга. Лл. 35- 35 об.

26. КП- 8034 Честняков Е.В. Рукописная книга. Л.29 об.

27. КП-8089. Честняков Е.В. Рукописная книга 3. Л. 124 об.

28. КП – 8086. Честняков Е.В. Рукописная книга 2. С. 446.

29. КП-8037. Честняков Е.В. Рукописная книга. Л. 25.

А. В. Гневышев

Исследователь - А. В. Гневышев

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ ПРАВОСЛАВНЫХ МОНАСТРЫЕЙ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ПОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД НА ПРИМЕРЕ АВРААМИЕВО-ГОРОДЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ КОСТРОМСКОЙ ЕПАРХИИ

Монастырская благотворительность получила наибольшее развитие в поре­форменный период. Это было связано с общей перестройкой социально-экономического уклада в стране. Когда уходила в прошлое крепостническая опека во всех ее видах, когда люди получили больше свободы, а вместе с этим возросла и собственная их ответственность за свою судьбу — в этой ситуации не все сумели приспособиться к новым условиям, использовать во благо обре­тенную свободу. Поддержать таких людей зачастую могла лишь благо­творительность. Которая именно в этот период получает наибольшее распространение не только среди монастырей, но и дворянства и купечества.

Источниковая база по данному вопросу обширна. Она представляет собой как документы делопроизводственного характера, так и материалы периодической печати. В основном они заключают в себе информацию официального рода с указанием суммы производимых монастырём на данную деятельность.

П.Н. Зырянов в своём исследовании при характеристике монастырской благотворительности упор делает на организации монастырями как на свои, так и на государственные средства больниц и богаделен. Также он говорит, что большинство наиболее больших больниц были открыты при женских обителях и считает, что мужские монастыри не внесли большого вклада в развитие благотворительности. Данное утверждение отчасти подтверждают данные по истории Авраамиево-Городецкого монастыря.

В монастыре также как и во многих других обителях по всей империи находилась больница, открытая в 28 ноября 1861 года (в 1861 году по всей России находилось 67 монастырских больниц и 23 богадельни с общим количеством мест соответственно 739 и 709)1. Однако надо уточнить, что больница была переведена в обитель из Николаевского Бабаевского общежительного монастыря, в котором она находилась с 1817 года2. Предназначалась она для престарелых и больных монахов и содержалась частично на средства епархии. Рассчитана она была на 5 кроватей. В 1861 году на содержание данного учреждения из казны были выделены по 5 руб. 73 коп. на человека в год, а на всех 28 руб. 65 коп. в год3, в 1863 и 1864 гг. по 28 руб. 59 коп.4 Просуществовала больница в монастыре вплоть до революции 1917 года (последний раз упоминается в 1916 году в монастырском бюджете, где на её содержание уже сам монастырь выделил 675 рублей5, трудно предположить какую функцию выполнял лазарет в это время, но судя по затратам в больнице находилось уже не 5 коек для больных и престарелых). О том кто находился на излечении в монастыре точной информации нет (фамилии, имена, откуда направлены), под 1864 год упоминается, что в монастырской больнице находились – два иеромонаха, белый престарелый священник, иеродиакон и монатейный монах6.

Таким образом, на основе приведённых данных можно утверждать, что Авраамиев монастырь, как и большая часть мужских монастырей в Российской империи, не внёс большого вклада в развитие благотворительности на основе развитие учреждений здравоохранения для мирского населения России. Вероятно с наступлением XX века эта ситуация меняется, однако точно утверждать это нельзя в связи с малым количеством источников.

Если в создании учреждений здравоохранения для простого населения монастырь не принял участие, то он активно помогал различным благотворительным обществам и организациям. Данный материал сообщают как документы из фондов ГАКО (Государственный архив костромской области), так и материалы дореволюционной печати (Костромские епархиальные ведомости).  По ним видно, что суммы пожертвований колебались в зависимости от лица находящегося  на посту настоятеля (настоятель о. Серапион с 1910 и до первой половины 1917 гг.- 273 р. 29 коп.; игумен Иона июнь 1906 – март 1909 гг. – 37 р. 00 коп.; настоятель игумен Пахомий 10 авг. 1900 – 3 января 1906 гг. – 136 р. 00 коп.; настоятель архимандрит Платон 1895 – 30 апреля 1900 гг. – 818 р. 00 коп.; настоятель иеромонах Гавриил 1883 – лето 1894 гг. 683 р. 00 коп. ( с 1888 г.)7. Также по всем найденным материалам прослеживаются приоритеты в благотворительной деятельности, у Авраамиева монастыря это миссионерские и различные организации с религиозным уклоном (братства, миссии и т.д.).

Так в 1856 году обитель пожертвовала 2 рубля в Костромское попечительство по бедным духовного звания8. В 1873 году монастырь пожертвовал «…в пользу церквей и школ в западных губерниях…» - 50 коп.9, «…на возстановление православия на Кавказе…» - 30 коп.10, «…на палестинских поклонников…» - 75 коп.11, «…на сооружении общаго жительства учеников семинарии…» - 100 рублей12. Причём по документам видно что данные взносы не были разовыми, так по всем перечисленным целям монастырём были ещё раз произведены платы в этом году.

В 1884 году обитель помогла по тем же целям13 что и в 1856 и 1873 годах. Кроме этого настоятель пожертвовал в Солигаличское духовное училище – 100 рублей14.

По всем использованным документам видно что, направленность благотворительной деятельности выбиралась обителью самостоятельно, консистория по документам никогда не требовала от обители внести на счёт какой либо благотворительной организации определённую сумму, она просто просила помочь, если смогут. Так  в 1873 году был получен указ из КДК с просьбой выслать деньги настоятелями и настоятельницами монастырей на сооружении «…общаго жительства учеников семинарии…»15. Указ был выслан 15 июня, а уже 21 августа в консисторию пришли деньги от настоятеля монастыря в размере 100 рублей, направленные «…для строительства дома для учеников семинарии…»16. Вероятно подобные просьбы, хотя и не носили приказного характера, но желательны были к исполнению.

На основе всех материалов как печатных, так и архивных можно составить список каким обществам монастырь и на какие нужды монастырь оказывал благотворительную помощь17 (1. в пользу церквей и школ в западных губерниях; 2. на возстановление православия на Кавказе; 3. на палестинских поклонников; 4. для строительства дома для учеников семинарии; 5. Костромское попечительство по бедным духовного звания; 6. Боголюбская женская Община; 7. российское общество красного креста; 8.  комитету её высочества Елизаветы Федоровны в помощь семьям лиц, призванных на войну; 9. на Костромское Православное Братство Преподобного Сергия; 10. Комитет помощи духовным лицам неурожайной местности Костромской губернии и др. – всего 44 наименования)18.

По архивным документам и публикациям в КЕВ прослеживается тот факт, что монастырь осуществлял благотворительную деятельность, денежными средствами внося определённые суммы. Единственное исключение содержится в отчете Костромского епархиального комитета Православного миссионерского общества за 1890 год, по которому «… поступили пожертвованные в пользу Общества от Аврамиева Городецкого монастыря нижеследующие священно-служебные сосуды и вещи: 1) потир 1857 года, серебряный, внутри вызолоченный, с чеканными изображениями, весом 73,5 золотников; 2) дискос серебряный, 1854 года, вызолоченный, с изображением вверху Господа Саваофа, а в середине – летящего предвечного младенца и предстоящих Ему ангелов, весом 27 золотников; 3) звездица серебряная, 1854 года, с изображением Господа Саваофа, весом 13 и три четверти золотника; 4) два блюда серебряные с позолотою, 1854 года, из коих на одном надпись: “Кресту Твоему поклоняемся Владыко” , а на другом: “Достойно есть, яко во истину…”, с изображением Пресвятые Богородицы Знамения, весом 14 и одна четверть золотника; 5) лжица, весом 7 и одна восьмая золотника, серебряная с позолотою, на которой изображен крест, копие и губка; 6) 2 шелковых платка, 9 воздухов, 8 поясов, 16 поручей, 3 пелены и 10 полотенец…»19. В дальнейшем это пожертвование было передано в одну из миссионерских церквей.

Таким образом, из раннее представленного материала можно предположить, что монастырь выбрал для себя приоритет в развитии благотворительности на основе помощи различных обществам и организациям религиозной направленности. Например, в 1887 году в КЕВ было опубликовано письмо настоятеля Авраамиева монастыря иеромонаха Гавриила. «…В 1884 года 20 июля Владыка наш, Преосвященнейший Александр в Авраамиево-Городецком монастыря освящал храм во имя св. Пророка Илии и Преподобного Авраамия Чухломского Чудотворца. В знак благодарности за его труд и в память сорокалетнего служения Его в священническом сане, монастырь жертвует на учреждение в городе Костроме Епархиального женского училища для дочерей духовнаго звания 50 рублей … А на будущее время монастырь обязуется вносить на содержание означенного училища ежегодно по 25 рублей…»20. «…Настоятель Авраамиево-Городецкого монастыря Гавриил на имя протоиерея Кинешемского Успенского собора 100 рублей в пособие погоревшему духовенству г. Кинешмы. Эти деньги распределить между потерпевшими бедствия: 13 человек = 60 рублей, а остальные на восстановление сгоревшего причтового дома…»21.

В целом расход на пожертвования различным обществам и учреждениям было не более 500 руб. в год (в 1916 г. – 423 руб.)22.

Делая вывод можно сказать, что монастырь не принимал активного участия в развитии благотворительности для мирских людей (больницы, богадельни). Свою основную деятельность он направлял на помощь организациям и обществам с религиозной направленностью. Причину в этом можно видеть в том, что данная деятельность не являлась ведущей для мужских монастырей всей страны, а также в том, что непосредственно у Авраамиева монастыря не было возможности помогать всем нуждающимся слоям общества.

Примечания

1. Зырянов П.Н. Русские монастыри и монашество в XIX – нач. XX века. – М., 2002, С.134.

2. Самарянов В.А. Памятная книга для Костромской епархии. – Кострома, 1868, С. 117.

3. Там же. С.117.

4. Тетрадь из фондов ЧКМ без инвентарного номера.

5. Чухломский краеведческий музей (далее ЧКМ).- Кп. №881.- Инв. №763

6. Государственный архив костромской области (далее ГАКО).-Ф.702.-Оп.1.-Д.19.-Л.40

7. Подсчитано автором по Костромским епархиальным ведомостям (далее КЕВ) за 1888 – 1917 гг.

8. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.17.-Л.122.

9. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.37.-Л.5.

10. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.37.-Л.6.

11. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.37.-Л.11.

12. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.37.-Л.31.

13. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.46.-Л.82-84,87.

14. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.46.-Л.152.

15. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.37.-Л.31.

16. ГАКО.-Ф.715.-Оп.1.-Д.37.-Л.70.

17. Все данные указаны в орфографии источников.

18. Список составлен на основе фондов ГАКО (Ф.715) и периодической печати (КЕВ 1885 – 1917).

19. Отчет Костромского епархиального комитета Православного миссионерского общества за 1890 год. // КЕВ. Официальная часть. – 1891. – 1 июня. - №11. – С. 176 – 177.

20. КЕВ. – 1887, №22. – С.10.

21. КЕВ. – 1890, №23. – С.8.

22. ЧКМ.- Кп. №881.- Инв. №763.

Н. В. Бадьина

Исследователь - Н. В. Бадьина

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КОСТРОМСКОЙ ЕПАРХИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

В годы Первой мировой войны Русская Православная Церковь с ее огромным опытом благотворительной деятельности, направила все свои силы на организацию помощи пострадавшим от военных действий. Уже с первых дней войны, по определению Святейшего Синода № 6502 от 20 июля 1914 г., при всех церквях Костромской епархии за богослужениями по воскресным и праздничным дням открылись кружечные  сборы в пользу Российского общества Красного Креста. Кроме того, были установлены сборы:

-        в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы 21 ноября 1915 г. в пользу Воинского благотворительного общества «Белого Креста»1;

-        в день памяти первоверховных апостолов Петра и Павла 29 июня 1915 г. в пользу Костромского отдела Комитета  «Зеленого Креста»2;

-        за литургией в Дмитриевскую родительскую субботу 1915 г., в Дмитриевскую и Мясопустную субботы 1916 г. в пользу Всероссийского общества памяти воинов Русской армии, павших  в войну с Германией, Австрией и Турцией3;

-        на четвертой неделе Великого поста с 12 по 19 марта 1916 г. в пользу Состоявшего под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством Романовского комитета на призрение детей воинов, павших на поле брани4;

-        в дни праздников Преображения Господня, Успения Пресвятой Богородицы, Рождества Пресвятой Богородицы (6 и 15 августа и 8 сентября 1916 г.) на организацию учебно-трудовой помощи увечным воинам5;

-        25-27 ноября 1916 г. в пользу Георгиевского комитета Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Александровича для организации помощи пострадавшим на войне Георгиевским кавалерам и их семьям6;

-        5-6 декабря 1916 г. в пользу Состоящего под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством Общества повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям7.

Не редко  инициатива о сборе пожертвований исходила со стороны церковных причтов. Один из таких сборов был организован причтом Иоанно-Златоустовской церкви с. Большие Селки Ветлужского уезда 8 июля 1915 г. Всем приходом совершено было моление с крестным ходом по приходским селениям, в результате чего на военные нужды было собрано 146 аршин холста, 21 овчина, 30 фунтов шерсти, 9 полотенец. Причтом Михайло-Архангельской церкви с. Староустье Варнавинского уезда было принято решение об отчислении 1% из церковных доходов в пользу беженцев и проведении сбора пожертвований среди прихожан8.

Педагоги и воспитанники Костромской духовной семинарии проводили особый сбор на содержание лазаретов и передового перевязочного транспорта во имя преподобного Серафима Саровского, организованных комитетом Красного Креста духовно-учебных заведений Российской империи. С августа 1914 г. по октябрь 1915 г. правлением семинарии на этот счет было перечислено 1222 руб. 99 коп.9

Уже с первых дней войны, Костромская губерния, находящаяся в глубоком тылу, начала готовиться к приему раненых. К декабрю 1914 г. только в г. Костроме было открыто 14 госпиталей и лазаретов10. Лазареты для раненых были открыты при всех городских и земских больницах, при крупных промышленных предприятиях, учебных заведениях, в домах частных лиц. К 1916 г. на территории губернии действовало свыше 80 лазаретов и госпиталей. Наиболее крупные из них: в г. Костроме – Гродненский на 700 кроватей; 25-ый, 26-ой и 27-ой эвакуационные госпитали на  420 мест каждый; в г. Кинешеме – 28-ой эвакуационный госпиталь.

Одним из первых, был открыт лазарет на 20 кроватей при Костромском Богоявленском Анастасиином женском монастыре. Уже в  сентябре 1914 г. лазарет был расширен до 35 кроватей, из которых 20 содержались на средства монастыря, 15 получали пособие от местного управления Красного Креста. В июле 1916 г., по ходатайству уполномоченного Красного Креста при Костромском эвакуационном пункте, число мест в лазарете было увеличено до 50. За один только 1917 г. при монастырском лазарете была оказана помощь 225 больным и раненым11.

С 25 августа 1914 г. начал действовать лазарет на 6 кроватей при Макарьевском Решемском женском монастыре Кинешемского уезда. Заведующей лазаретом была назначена врач М.А. Покрасова, в 1916 г. – Б.Д. Монзайм. Всего за период с 1914 по 1917 гг. лечение в монастырском лазарете прошли 87 человек, на их содержание было затрачено 4858 руб.12

Помимо вышеперечисленных, было организовано три лазарета для раненых и больных воинов на общие средства монастырей и духовенства Костромской епархии. 1 сентября 1914 г. был открыт лазарет на 50 кроватей при Кинешемском Успенском женском монастыре. Лазарет содержался на общие средства монастырей епархии, отчислявших на его содержание свыше 700 руб. ежемесячно. В помощь сестрам Успенского монастыря для ухода за больными и ранеными были направлены пять сестер Троицкого Белбажского женского монастыря13. За первый год существования монастырского лазарета помощь была оказана 510 военнослужащим; на его содержание было перечислено 8947 руб. 90 коп. от монастырей епархии и 1261 руб. от Красного Креста14.

4 сентября 1914 г. общим собранием духовенства и старост г. Костромы было принято решение об учреждении в доме при Костромском кафедральном соборе лазарета для раненых и больных воинов на 20 мест. На его содержание было решено  отчислять ежемесячно 300 руб. из личных средств духовенства в доле, соответствующей доходу, получаемому каждым из членов причта и 300 руб. с доходов городских церквей. Для заведования лазаретом был учрежден особый комитет, в который вошли: протоиерей кафедрального собора Сергей Воскресенский, протоиерей Богоявленского женского монастыря Василий Владимиров, староста соборной церкви С.Н. Прянишников, староста Стефановской церкви В.С. Пастухов15. Местное отделение Красного Креста приняло вновь учрежденный лазарет под свой флаг.

Торжественное открытие лазарета состоялось 3 октября 1914 г., а через две недели в него поступила первая партия раненых. Первые месяцы существования лазарета показали, что поступающих средств, достаточно для организации пяти дополнительных мест, что и было исполнено. Всего же на оборудование лазарета и содержание раненых за десять месяцев с сентября 1914 г. по июль 1915 г.  было истрачено более 3,5 тыс. руб.16

На средства церквей и духовенства Костромской епархии был учрежден лазарет в помещении Арсеньевской богадельни при Ипатьевском монастыре. Решение о его открытии было принято Костромским епархиальным съездом духовенства 12 октября 1914 г.17 На оборудование и содержание лазарета был установлен особый сбор: 75 коп.  со священника каждой церкви, 50 коп с диакона , 25 коп. с псаломщика и по 2 % из церковных доходов. Для решения организационных вопросов был образован особый комитет, в состав которого вошли: протоиерей Василий Спасский, священники Иоанн Орфанитский и Михаил Звездкин, эконом Архиерейского дома иеромонах Ипполит, столоначальник Костромской духовной консистории Иван Нагорский. Вскоре было получено высочайшее соизволение  на присвоение лазарету наименования «Лазарет имени Его императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича». 21 ноября 1914 г. состоялось его торжественное открытие. Из Соборной церкви Ипатьевского монастыря в 12 часов дня в помещение лазарета был принесен чудотворный образ Тихвинской Божией Матери, перед которым Его Преосвященством, епископом Евгением был совершен водосвятный молебен.

Первоначально лазарет был оборудован на 30 кроватей, число которых вскоре было увеличено до 35, благодаря отчислениям заведующих и преподавателей церковно-приходских школ епархии. Преподаватели церковных школ Галичского уезда  на содержание кровати при епархиальном лазарете ежемесячно отчисляли 1,5% получаемого жалования, преподаватели Макарьевского уезда – от 1 до 3%. Регулярно поступали пожертвования от Юрьевецкого, Нерехтского, Кологривского, Варнавинского, Ветлужского уездных отделений епархиального училищного совета. Свою лепту на содержание лазарета внесла и педагогическая корпорация Костромского епархиального женского училища, ежемесячно отчисляя по 2 % жалования.

Всего за период с октября 1914 г. по 1 января 1916 г. на содержание Алексеевского лазарета от церквей и духовенства Костромской епархии, поступило 28905 руб. 55 коп.18 Этих средств оказалось вполне достаточно для удовлетворения всех возникающих потребностей. Более того, из свободных сумм, поступивших на содержание лазарета, ко дню Рождества Христова в 1915 г. было изготовлено и направлено в 183-й пехотный Пултусский полк 1 тыс. пар белья и 1 тыс. кисетов с подарками19. В августе того же года по решению Костромского Епархиального съезда духовенства и представителей церковных старост в распоряжение императора на нужды войны было перечислено 5 тыс. руб.20

Для размещения госпиталей и расквартирования войск была передана часть помещений духовных учебных заведений. Так, в августе 1914 г. значительная часть помещений епархиального общежития Костромской духовной семинарии была  передана для размещения 210 раненых 25-го сводного эвакуационного госпиталя. В октябре 1915 г. классный корпус семинарии был передан для расквартирования нижних чинов 88-го запасного батальона. Занятия воспитанников были организованы в здании Костромского епархиального женского училища во вторую смену с 14 до 18 часов. Были отменены занятия по музыке и рисованию, уроки сокращены до 40 минут21.

Во второй половине сентября 1915 г. для размещения госпиталя на 200 мест было передано здание Кинешемского духовного училища. Занятия учащихся были организованы в здании женской гимназии. Воспитанники, пользующиеся общежитием, переведены на съемные квартиры.

В каменном здании Костромского епархиального женского училища, было размещено 170 раненых Гродненского военного госпиталя. В связи с чем занятия в 1916-1917 учебном году были организованы для учащихся 1-3 классов – с 9 января по 15 июня, 4-6 классов – с 1 сентября по 20 декабря; 7-8 классов – полный учебный год22.

Небольшой лазарет на 6 кроватей был организован  при Хреновской церковно-учительской школе Кинешемского уезда23. Первый этаж Воскресенской церковно-приходской школы г. Костромы был передан для размещения сестер Красного Креста24.

Деятельность духовенства отнюдь не ограничивалась заботой о материальном обеспечении открытых медицинских учреждений. Особое  значение имело пастырское служение среди прибывших с фронтов нижних чинов и офицеров. Приходские священники, принявшие на себя попечение о духовных нуждах больных и раненых воинов, по соглашению с администрацией госпиталей совершали богослужения, панихиды, чтение акафистов, проводили духовно-нравственные чтения и проповеди, заботились о приобщении желающих Святых Христовых тайн. Раненым из числа магометан, по ходатайству уполномоченного Красного Креста, было разрешено посещение праздничных богослужений в мечети Татарской слободы.

Пастырское руководство запасных батальонов, в которых обучались новобранцы и запасные нижние чины, так  же было возложено на духовенство епархии. Богослужение и церковная проповедь в готовящихся к отправке на фронт частях приобретали особое звучание, воодушевляя воинов к доблестному выполнению возложенного на них долга защиты Родины. Не случайно вверялось духовное руководство запасных батальонов выдающимся по своему патриотическому и религиозному настроению и пастырскому опыту священнослужителям. Должность полкового священника 88-го запасного пехотного полка, расквартированного в г. Костроме, была возложена на священника Павла Мегалинского, 202-го запасного полка – на священника Василия Никитина25. На священническое место в 181-й запасный пехотный полк, расквартированный в г. Галич, был назначен священник Варваринской церкви г. Галич Александр Борков26.

Ярким примером самоотверженного пастырского служения в годы войны, стала деятельность священника Крестовоздвиженской церкви г. Кинешмы Николая Лебедева, принявшего под свое попечение лазареты Кинешемского местного Комитета Общества Красного Креста. В 1916 г. на праздники Рождества Христова и Пасхи он был командирован в Кинешемско-Вичугский передовой отряд, находившийся на театре боевых действий, где организовал для совершения богослужений походную церковь, в дни страстной седмицы причащал воинов, вдохновлял их проповедями. Указом Святейшего Синода от 19 июля 1916 г. отец Николай был награжден наперсным крестом27.

Известны примеры, когда пастырское служение духовенства епархии получало высокую оценку не только со стороны духовного начальства, но и власти светской. Так, в августе 1916 г. Кологривским уездным воинским начальником было подано ходатайство о награждении орденом св. Владимира 4 степени священника Воскресенской церкви г. Кологрив Иоанна Богоявленского, состоявшего духовником вверенной ему команды и раненых, находившихся на излечении в Кологривской земской больнице и Екимцевском временном госпитале28.

На плечи приходского духовенства легла также  забота о погребении по христианскому обряду воинов Русской Армии и военнопленных, умерших от ран и болезней в местных госпиталях. Первоначально захоронение умерших в костромских госпиталях производилось на Лазаревском кладбище г. Костромы. 19 сентября 1914 г. было получено Высочайшее одобрение предложений Александровского комитета об увековечении памяти жертвы войны устройством братских кладбищ, установкой в приходских церквях досок с начертанием имен павших, сооружением памятников29. На основании приказа по Костромскому гарнизону № 99 от 16 ноября 1914 г. место для воинского захоронения было отведено на Новом кладбище г. Костромы30.

Уже в годы войны по инициативе причтов и прихожан во многих приходах стали утраиваться часовни в память павших воинов. В 1916 г. каменная часовне «в память о настоящей войне» была устроена в д. Кузнечиха Кинешемского уезда. В январе 1917 г. было дано разрешение на устройство деревянной часовни в память погибших в войне с Германией, Австрией и Турцией при  Воскресенской церкви с. Комарово Кинешемского уезда. Согласно проекту предполагалось устроить в часовне киот с образом Архистратига Михаила и начертать ниже образа имена погибших воинов-прихожан31. В марте того же года разрешение на устройство деревянной часовни в память павших было дано жителям д. Ошурки Буйского уезда.

Духовенство и монашествующие Костромской епархии принимали самое активное участие в оказании помощи семьям нижних чинов, призванных в действующую армию. Настоятельница Костромского Богоявленского Анастасиина монастыря игуменья Сусанна (Мельникова) входила в состав местного отделения Комитета Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елизаветы Федоровны по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну. Ее попечением в 1914 г. при Костромском Богоявленском Анастасиином женском монастыре был открыт приют для 50 девочек из семей нижних чинов, призванных на военную службу32. Как правило, в приют принимались дети воинов, по той или иной причине оставшиеся без попечения родственников. При Галичском Староторжском женском монастыре был организован приют для 10 девочек-сирот33.

Указом Святейшего Синода № 6503 от 20 июля 1914 г. было объявлено об организации в приходах особых попечительных советов о семьях лиц, находившихся в войсках. Состав советов, при непременном участии причта и церковного старосты, избирался общим собранием прихожан. В их задачи входило составление списков семей, члены которых были мобилизованы в армию, определение имущественного положения каждой такой семьи, изыскание средств для оказания помощи нуждающимся. На совет возлагалась также работа по разъяснению прав, предоставляемых семьям мобилизованных, на основании действующих законов. Церковным причтам было дано разрешение оказывать попечительным советам пособие из церковных сумм до 50 руб., без предварительного согласования с епархиальным начальством34.

Летом 1915 г. в Костромскую губернию начали пребывать беженцы из западных губерний. Весной 1916 г. число беженцев осевших на территории губернии достигло13 тыс. человек35. 4 сентября 1915 г. был образован Епархиальный комитет по устройству быта беженцев под председательством викария Костромской епархии, епископа Кинешемского Севастиана. В его состав были избраны: ректор духовной семинарии протоиерей В.Г. Чекан, епархиальный наблюдатель церковных школ К.А. Казанский, смотритель Костромского духовного училища П.Т. Виноградов, председатель совета епархиального женского училища протоиерей С.А. Красовский, благочинные: протоиерей С.А. Воскресенский, священник И.В. Адельфинский, преподаватели семинарии Н.В. Малиновский и В.А. Ильинский, преподаватель епархиального училища  Н.А. Тардов, староста кафедрального собора С.Н. Прянишников, староста Богословской церкви на Каткиной горе И.М. Чумаков, староста Всехсвятской церкви П.И. Сергеев, староста Покровской церкви И.А. Груздев, учитель Ипатьевской церковно-приходской школы А. Заболотский, диакон кафедрального собора П.К. Алякритский, псаломщики Ф.В. Скороходов, П.В. Соловьев, А.И. Дружинин. Епархиальный съезд духовенства отпустил в распоряжение комитета 3 тыс. руб., собрание духовенства г. Костромы – 300 руб. Вместе с тем было принято решение об учреждении уездных комитетов по устройству быта беженцев36.

Одним из первых открыл свою деятельность Юрьевецкий уездный комитет. В пользу беженцев среди уездного духовенства был установлен особый сбор: со священника – 30 коп., со штатного диакона – 20 коп., с псаломщика – 10 коп. ежемесячно и 1% с церковных доходов. Комитет оказывал адресную помощь семьям беженцев приобретением теплой одежды и обуви, назначением пособий на усиленное питание больным и пр. Из средств комитета была организована библиотека для обеспечения беженцев книгами религиозно-нравственного содержания37.

На основании определения Святейшего Синода № 8245 от 9-15 октября 1915 г. по вопросу о наилучшей организации помощи беженцам и о мерах к объединению деятельности православных духовных учреждений по устройству быта беженцев, полномочия епархиального комитета были переданы Костромскому Феодоровско-Сергиевскому братству. Преосвященный Севастиан был назначен Почетным Председателем Феодоровско-Сергиевского братства по делам устройства беженцев38. Члены упраздненного комитета вошли в Совет братства по делам беженцев практически в полном составе. Помимо средств, поступивших в распоряжение братства из епархиального комитета, было решено передать в пользу беженцев 1 тыс. руб. из братского фонда для пособия обратившимся в Православие. Кроме того, в распоряжение братства были переданы средства, от сборов в пользу беженцев, произведенных в церквях Костромской епархии 8 сентября и 25 декабря 1915 г. 39

Усмотрев, что многие беженцы, осевшие в г. Костроме, нуждаются в обеспечении горячим питанием, так как выделяемые им средства в количестве 15-20 коп. в день, крайне недостаточны для удовлетворения всех потребностей, Совет братства в первую очередь занялся устройством отпуска беженцам бесплатных обедов. С декабря 1915 г. на средства братства было организовано горячее питание для женщин, детей и мужчин старше 50-ти лет при Костромском Богоявленском Анастасиином. Ежедневно горячее питание в монастырской трапезной получали от 50 до 60 человек. С марта 1916 г. число питающихся удалось увеличить до 85 человек благодаря ассигнованиям со стороны  местного отделения Комитета Ее Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны, отпускавшего на снабжение горячей пищей детей беженцев и нетрудоспособных взрослых 375 руб. ежемесячно. Всего же с декабря 1915 г. по май 1916 г. на оборудование кухни и столовой необходимым инвентарем, приобретение дров и пищевых припасов, на производство наградного пособия сестрам монастыря к празднику Пасхи было израсходовано 1467 руб. 67 коп40.

Особое внимание уделялось организации помощи эвакуированным детям. В августе 1915 г. в г. Кинешму были эвакуированы учащиеся Моложаевской двухклассной, Яблочинской мужской и Вировской женской второклассных церковно-приходских школ, состоявших в ведении Вировского женского монастыря Холмской епархии. Учащиеся (85 мальчиков и 68 девочек) были временно размещены в селах Адищево и Владычное. С детьми, помимо учителей, прибыли 8 монахинь Вировского монастыря. Мальчикам, окончившим к моменту эвакуации курс обучения, была подыскана работа в местных фабричных конторах, часть из них была направлена для поступления в Хреновскую церковно-учительскую школу, двое – в Кинешемское духовное училище. Остальных решено было перевести для обучения в Богоявленскую одноклассную церковно-приходскую школу с. Владычное и Хреновскую образцовую двухклассную школу. Для учащихся первого класса, при финансовой поддержке Кинешемского земства, решено было организовать школу в ус. Панькино, принадлежавшей А.М. Варфоломееву. Ученицы Вировской школы были направлены в Есиплевское министерское училище41.

В 1916 г. для организации занятий с детьми беженцев во вторую смену были предоставлены помещения Алексеевской и Спасско-Никольской церковно-приходских школ г. Костромы42. В Церковное училище при Богоявленском Анастасиином монастыре были приняты для обучения 10 девочек-беженок. На их содержание  из средств Костромского отделения Комитета Ее императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны в 1916 г. было выделено 300 руб.43

Разносторонняя деятельность сестер Богоявленского Анастасиина монастыря по оказанию помощи пострадавшим от военных действий привлекла внимание духовного начальства. Указом Святейшего Синода № 12532 от 29 сентября 1916 г. «за безмездные и полезные труды по обстоятельствам военного времени» монахини Платонида и Михаила были награждены наперсным крестом; монахини Рафаила, Людмила, Нектария, Ирина, Дорофея, Авраамия и послушницы Анфиса Соколова, Александра Полукарпова, Евпраксия Введенскуя, Екатерина Иванова и Александра Нарбекова получили благословение святой иконой Всемилостивейшего Спаса44.

Осенью 1917 г. в г. Кострому был эвакуирован Радочницкий женский монастырь Холмской епархии. На основании указа Святейшего Синода № 9609 от 10 ноября 1917 г. монахиням-беженкам и монастырскому приюту было дано разрешение временно разместиться в Ипатьевском монастыре. Для обустройства приюта в ведение монахинь было передано имущество Ипатьевской церковно-приходской школы. В мае 1918 г. по ходатайству настоятельницы игуменьи Афанасии (Громеко) сестрам монастыря и прибывшим с ними детям было разрешено вместе с братией участвовать в богослужениях, совершаемых в монастырском храме45.

Говоря о патриотическом и социальном служении духовенства Костромской епархии в годы войны, нельзя не сказать о тех, кто выполнял свой долг в действующей армии. К сожалению, на данный момент остаются неизвестными имена и общее число священнослужителей Костромской епархии, призванных в действующую армию по мобилизационному плану Святейшего Синода с началом боевых действий. Указом Святейшего Синода от 16 марта 1916 г. было объявлено о назначении в распоряжение Протопресвитера военного и морского духовенства 10 священников Костромской епархии56. В их числе священник Николаевской церкви с. Болотное Иоанн Перовский, священник Богородицкой церкви с. Хмелевка Вениамин Беляев; священник с. Макарьевское на Вятской дороге Иаков Олеринский, заведующий Кологривской второклассной церковно-приходской школой священник Сергий Воскресенский47.

Кроме того, в 1916 – 1917 гг. прошения о назначении в действующую армию подали, священник Петропавловской церкви г. Плес Павел Молчанов, председатель Управления Костромского епархиального свечного завода священник Николай Пермезский, священник Благовещенской церкви пос. Большие Соли Леонид Сапоровский, священник Рождественской церкви с. Осокина  Алексей Белоруссов48.

В первые месяцы войны о своем желании поступить на военную службу заявили 37 воспитанников Костромской духовной семинарии. В сентябре-декабре 1914 г. были уволены по прошениям для поступления в военные училища: Велтистов Николай, Гортов Иван, Казанский Михаил, Комаров Николай, Кострицкий Александр, Красовский Симон, Лебедев [Николай], Лебедев Константин, Любимов Иван, Наградов Николай, Олеров Павел, Островский Владимир, Парийский Владимир, Парийский Геннадий, Перепелкин Иван, Полетаев Дмитрий, Поляков Милий, Попов Евгений, Сахаров Владимир, Севастьянов Стефан, Словинский Иван, Соколов Александр, Тардов Евгений, Темпераментов Василий, Тихонравов Геннадий, Урсин Дмитрий, Успенский Василий, Чистяков Иван, Яблоков Александр, Яковлев Константин; ушли добровольцами в действующую армию: Благосклонов Сергей, Груздев Геннадий, Каллистов Борис, Неклюдов Николай, Потехин Василий, Соловьев Иван, Флеров Александр49.

Кроме того, из числа окончивших полный курс семинарии в 1914 г., поступили в военные учебные заведения: Невзоров Леонид – в Александровское военное училище, Орлов Николай – во Владимирское военное училище, Никольский Александр – в Киевское 1-ое военное училище; Акатов Вячеслав и Высотский Константин – в 1-ую Московскую школу для подготовки офицеров50.

В 1915 г. были уволены из семинарии по прошениям для поступления в военные училища: Белокрылин Евгений, Васильевский Александр, Ильинский Анатолий, Петропавловский Николай, Сахаров Михаил, Юницкий Петр, Богданов Николай, Вишняков Борис, Голубцов Александр, Лебедев Александр, Пермезский Леонид, Абрамов Сергей, Одоевский Василий, Панов Владимир, Артифексов Алексей, Крылов Николай, Смирнов Михаил51. Поступили на военную службу по окончании полного курса семинарии в мае 1915 г.  Лебедев Михаил, Одоевский Михаил, Преображенский Александр52.

Исследователям еще предстоит назвать имена павших на поле брани. Вот лишь некоторые из них:

Назаретский Иван Павлович, псаломщик Преображенской церкви пос. Пучеж Юрьевецкого уезда Костромской губернии. Призван в действующую армию в 1914 г. Проходил службу в составе 43-го пехотного Охотского полка. Погиб в бою с Австро-Германскими войсками 17 августа 1915 г.53

Виноградов Николай (отчество не установлено), псаломщик Архидиаконовской церкви с. Махрово Галичского уезда, ефрейтор 14-ой роты 15-го Финляндского пехотного полка. Погиб в бою 6 августа 1916 г.

Благосклонов Сергей Алексеевич, воспитанник Костромской духовной семинарии, поручик 42-го Якутского пехотного полка. Награжден орденом святого Владимира 4-ой степени Погиб 16 ноября 1916 г.54

Урсин Дмитрий Иванович, воспитанник Костромской духовной семинарии. По окончании Тифлисского военного училища был направлен на Кавказский фронт. Награжден орденом святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, святой Анны 4-ой степени. Погиб в 1916 г.55

Успенский Александр Яковлевич, выпускник Костромской духовной семинарии,  священник 198-го пехотного Александро-Невского полка. В период Первой мировой войны награжден орденом святого Владимира 4-ой степени с мечами (2 июля 1915 г.), саном протоиерея (8 февраля 1916 г.) Погиб в 1916 г.56

Еще многие стороны деятельности духовенства Костромской епархии в годы Первой мировой войны требуют изучения. Нам удалось наметить лишь основные направления возможных исследований. На сегодняшний день практически ничего не известно о служении костромского духовенства в действующей армии, об участии монашествующих епархии в деятельности духовно-санитарного отряда, созданного на основании указа Святейшего Синода от 23 сентября 1916 г. для эвакуации раненых с поля битвы и погребения погибших по христианскому обряду57 и др. Надеемся, что представленное исследование послужит основой для дальнейших изысканий по данной теме.

Примечания

1. КЕВ – 1916. - № 13 – Отдел Официальный – С. 287.

2. КЕВ – 1915. - № 19 – Отдел Официальный – С. 454-455.

3. ГАКО, Ф. 130. Оп. 7. Д. 920. Л. 3; КЕВ – 1916. - № 21 – Отдел Официальный – С. 474.

4. КЕВ – 1916. - № 5 – Отдел Официальный – С. 78.

5. КЕВ – 1916. - № 16. – Прибавление к Официальной части – С. 11.

6. КЕВ – 1916. - № 22 – Отдел Официальный – С. 513.

7. КЕВ – 1916. - № 21 – Отдел Официальный – С. 473.

8. КЕВ – 1915. - № 23 – Отдел Неофициальный – С. 376.

9. ГАКО. Ф. 432. Оп. 1. Д. 4398. Л. 9, 11.

10. КЕВ – 1914. - № 24. – Неофициальная часть. – С. 529

11. ГАКО. Ф. 130. Оп. 10. Д. 371, Л. 16 – 16 об; Ф. 707, Оп. 1, Д. 1454, Л. 23.

12. Там же. Л. 7.

Кроме того, на соединенном заседании настоятелей и настоятельниц монастырей Костромской епархии 10 сентября 1915 г. было принято решение об организации лазаретов при мужских монастырях - Макариево-Унженском на 12 кроватей и Николо-Бабаевском на 20 кроватей; приюта для выздоравливающих воинов при Железноборовском монастыре на 12 человек. Однако, получил ли этот проект практическое воплощение установить не удалось.

13. ГАКО, Ф. 130, Оп. 10, Д. 371, Л. 30, 34 об.

14. КЕВ – 1915. - № 20 – Отдел Официальный – С. 462 – 465.

15. КЕВ – 1914. - № 19 – Отдел Официальный – С. 502 – 504.

16. КЕВ – 1915. - № 19 – Отдел Официальный – С. 450 – 453.

17. Журналы Костромского епархиального съезда духовенства // КЕВ – 1914 – Приложение к Официальной части. – С. 79.

18. КЕВ – 1916. - № 3 – Отдел Официальный – С. 48-53.

19. КЕВ – 1916. - № 4 – Отдел Официальный – С. 72.

20. КЕВ – 1916. - № 19. – Отдел Официальный – С. 429.

21. ГАКО. Ф. 432. Оп. 1, Д. 4410, Л. 226, 236; Д. 4441, Л. б/н.

22. КЕВ – 1916 - № 15 – Отдел Официальный – С. 340.

23. ГАКО. Ф. 130. Оп. 2, Д. 14350.

24. ГАКО. Ф. 438. Оп. 1. 1189, Л. 68 об.

25. ГАКО. Ф. 130. Оп. 8, Д.  396, Л. 7.

26. ГАКО. Ф. 130. Оп. 10, Д. 447, Л. 12.

27. ГАКО. Ф. 130, Оп. 8, Д. 396, л. 6.

28. ГАКО. Ф. 130, Оп. 8, Д. 398, 3.

Ходатайство о награждении было отклонено Костромской духовной консисторией, т.к. в том же 1916 г. отец Иоанн был награжден саном протоиерея  и новое награждение было сочтено преждевременным.

29. КЕВ – 1916 - № 5 – Отдел Официальный – С. 79.

30. ГАКО. Ф. 707. Оп. 1. д. 1448. Л. 80.

31. ГАКО. Ф. 130. Оп. 10. Д. 446. Л. б/н, д. 448, л. 11.

32. ГАКО. Ф. 130. Оп. 10. Д. 371. Л.15 об–16.

33. ГАКО. Ф. 708. Оп. 1. Д. 532. Л. 18.

34. КЕВ – 1914 - № 16 – Отдел Официальный – С. 448.

35. ГАКО, ф. 1026. Оп. 1, Д. 114. Л. 1.

36. КЕВ – 1915 - № 18 – Отдел Неофициальный – С. 322 – 324.

37. КЕВ – 1916 - № 8 – Отдел Официальный – С. 131-133.

38. КЕВ – 1916 - № 4 – Отдел Официальный – С. 72.

39. КЕВ – 1915 - № 24 – Отдел Официальный – С. 541; 1916 - № 6 – Отдел Официальный – С. 87-88.

40. ГАКО. Ф. 707. Оп. 1. Д. 1424. Л. 19-19 об; КЕВ – 1916 - № 12 – Отдел Официальный – С. 174.

41. ГАКО. Ф. 438. Оп. 1. Д. 1189. 76-77 об.

42. ГАКО. Ф. 438. Оп.1. д. 1189. Л. 13-15, 49-50.

43. ГАКО. Ф. 707. Оп. 1.  Д. 1453. Л. 21; Д. 1454. Л. 10, 21; Д. 1462. Л. 25.

44. ГАКО. Ф. 707. Оп. 1, Д. 1452. Л. 18.

45. ГАКО. Ф. 130. Оп. 10, Д. 377. Л. 1-4; ф. 438, оп. 1, д. 1250, л. 12.

46. ГАКО. Ф. 130. Оп. 8, Д. 396. Л. 3-4.

47. ГАКО. Ф. 130. Оп. 8, Д. 401. Л. 8; Оп. 10. Д. 447. Л. 12; Ф. 438, Оп. 1, Д. 1250. Л. 5-6.

48. ГАКО. Ф. 130. Оп. 10, Д. 130. Л. 1-2; Д. 445. Л. 1 – 11.

49. ГАКО. Ф. 432. Оп. 1, Д. 4368, 4370, л. 1-2 об; КЕВ – 1916 – № 12 - Отдел Неофициальный – С. 178.

50. ГАКО. Ф. 432. Оп. 1, Д. 4369, Л. 39, 49, 70, 77, 159.

51. ГАКО. Ф. 432. Оп. 1. Д. 4406. Л. 1-25. Д. 4407, Л. 1, 8, 11, 36, 39, 41, 45, 48, 138, 146, 149, 152, 161; Д. 4410, Л. 3, 27 об, 39 об, 86 об, 192 об, 271 об, 319, 322.

52. КЕВ – 1916 – № 12 - Отдел Неофициальный – С. 178.

53. ГАКО. Ф. 130. Оп. 4 доп., Д. 268, Л. б/н; Оп. 12, Д. 246, Л. 3-7 об.

54. КЕВ – 1916 - № 24 – Отдел Неофициальный – С. 351.

55. КЕВ – 1916 - № 15 – Отдел Неофициальный – С. 219-220.

56. КЕВ – 1916 - № 16 – Отдел Неофициальный – С. 237-238.

57. ГАКО. Ф. 130. Оп. 8. Д.  396. Л. 8.

А. И. Григоров

Исследователь - А. И. Григоров

КОСТРОМСКИЕ СВЯЩЕНИКИ–ГЕРОИ

Украинский пехотный полк

Священник Украинского мушкетерского полка1, из церковников Костромской епархии Илья Вознесенский – Наперсный крест на Георг.ленте, за подвиг в Заграничном походе 1808-1809гг. (РГВИА. Ф.147 пех.полка)



Троицкий пехотный полк

Священник Костромского егерского полка (правильнее - 9-го егерского)2 Иоанн Пятибоков – Георг.крест, за Турецкий поход 1854-55гг. (РГВИА, Ф.107 пех.полка)

Сохранился (в 1902г.) «…покореженный пулей наперсный крест и разорванную шрапнелью епитрахиль военного священника. Иоанн Пятибоков начал службу в 1848 г . младшим священником Костромского егерского полка. Полкового батюшку уважали и любили однополчане. Особенно импонировало солдатам то, что отец Иоанн не робеет в бою и никогда не кланяется вражеским пулям. Когда священника стали упрекать в излишней храбрости, он неизменно говорил, что не может кланяться басурманским пулям, так как привык это делать только перед святыми иконами. В марте 1854 г . могилевцы форсировали Дунай и стали штурмовать турецкие укрепления. В ходе кровопролитного боя, длившегося около 6 часов, полк понес большие потери; были убиты или ранены многие офицеры. Когда под огнем турецкой артиллерии солдаты дрогнули и смешались, перед полком с самой верной защитой – крестом в руке появился отец Иоанн и возгласил: «С нами Бог! Родимые, не посрамим себя! Сослужим службу во славу Святой Церкви, в честь Государя и на утешение нашей матушки России!» – и пошел на врагов. Солдаты устремились за полковым батюшкой. Турецкие укрепления были взяты, и одним из первых на них взошел отец Иоанн, получивший в ходе боя две контузии. Крест с отбитой пулей правой стороной и пробитую шрапнелью епитрахиль, бывшие на Пятибокове в этом бою, и показывал император собравшимся в Зимнем дворце.



198-й Александро-Невский пехотный полк

Вологда. 1915 год « Протоиерей 198-го Александро-Невского полка А.Я. Успенский (некролог)

«…В последних боях за обладание Галицией был сражен осколком шрапнели священник 198 Александро-Невского полка, квартировавшийся до войны в Вологде, протоиерей А.Я. Успенский. Покойный происходил из Костромской губернии, сын здравствующего о. протоиерея.

По окончании курса костромской духовной семинарии, о. Александр сначала был назначен на должность сельского священника. Но когда вспыхнула война с Японией, движимый горячим патриотизмом, о. Александр перешел в военное ведомство и получил назначение в г. Карс, в один из стоявших там казачьих полков (Уманский). С этим полком он совершил первую свою компанию, в передовом отряде генерал-адъютанта Мищенко.

Безбоязненно на поле брани, среди свистящих пуль и разрывающихся ядер, напутствовал умирающих детей духовных. Его не пугали никакие перестрелки, ни гром артиллерии.

Часто приходилось ему из врача духовного превращаться во врача телесного. После духовного утешения он подавал первую помощь страстотерпцу – воину. Да еще с каким искусством делал он перевязки ран, из которых ручьями живой крови! Так не всегда удается и специалистам.

Для солдат погибший был истинным отцом и благодеятелем. Кто напишет письмо от неграмотного? Батюшка. Кто отправить домой скудные деньжонки солдатской жене от мужа? Батюшка. Кто утешит больного, горестного? Он же. В отношение г.г. офицеров это был лучший боевой товарищ, и пользовавшийся всеобщим почетом и уважением.

Его высокие заслуги были по достоинству оценены еще в первую компанию. Он имел за нее 3 высоких награды: золотую медаль на Георгиевской ленте и ордена с мечами Анны III степени и второй степени.

После окончания Японской войны о. Александр переведен был в Ижорский полк, а потом в Александро-Невского полк.

Когда настала австро-венгерская война о. Александр с обычной энергией и любовью отдался своему признанию. И в этот раз он скоро обратил на себя внимание. В октябре прошлого года он был возведен в сан протоиерея, а незадолго до этого перед тем был награжден синодальным наперсным крестом. Воспользовавшись кратковременным отпуском, он приезжал в Вологду навестить семью.

Незадолго до смерти он отправил жене обширное письмо, описывая свою жизнь и благословляя свою семью. Но смерть уже витала над его головой.

Письмо было отправлено с солдатиком-церковником. Последний, передавая поклон от батюшки его жене, говорил, что мало бережется батюшка; среди огня и опасности он напутствует раненных.

Прошло два дня. Вдруг печатается лаконическая телеграмма от Штаба Верховного Главнокомандующего: осколком большой шрапнели убит полковой священник о. Успенский.

Вскоре прибыла и другая частная телеграмма: приготовить жену о. Александра к ужасной вести. Тело его отправлено в Вологду.

После покойного осталось пятеро детей. На погребение его прибыли две старушки: мать и теща.

Бренные останки погибшего имеют быть встречены на вокзале крестным ходом и перенесены в Спасо-Всеградский собор, согласно желанию погибшего.

Отпевание его уже совершено на месте его кончины. В Вологде будет совершена заупокойная всенощная, а на другой день – заупокойная, архиерейского служения литургия и панихида. После этого тело погибшего, по чину священническому, обнесено будет вокруг храма и переведено на кладбище Свято-Духова моныстыря.

Мир душе погибшего и вечная ему память!

Он исполнил на себе завет Христа Спасителя: больше сея любви никто не имать, да кто душу свою положит за други своя …

Духовный отец погибшего». (Вологодские епарх.ведомости)



Пултуский пехотный полк

Священник 183-го пехотного Пултуского полка Константин Несторович Сарчинский, из мещан Варшавской губернии – Орден св.Владимира 4 ст. с мечами (за подвиг в делах против австро-германцев 1914г. (фонд 183-го пех.полка в РГВИА)

(Пултуский полк в 1914г. квартировал в Костроме и их Костромы ушел на войну)3.



Зарайский пехотный полк4

Священник 140-го пехотного Зарайского полка5 о. Алексей Дьяконов, из священнослужзителей Костромской губернии, Награжден орденом св.Анны 3 ст. с мечами за отличие в турецкую войну 1877-1878 гг.

Высоцкий Василий Флегонтович - сын священника из Костромской губернии, прапорщик Зарайского полка, ранен в деле при д. Карахасанкиой 18-го августа 1877г., награжден орд.св.Анны 4 ст «За храбрость» (Фонд 140пех.полка в РГВИА)

P.S. недавно, в бывшем имении Брандтов в Зарайском районе, приведено в порядок захоронение командира зарайцев в годы Русско-турецкой войны 1877-78гг, полк. (впосл. – ген-майора Ф.Ф.Брандта – первого благотворителя полковой церкви зарайцев)6.

Примечания

1. 147-й пехотный Самарский полк – историческая справка

Старшинство - 20.08.1798 г. Полковой праздник - 6 августа.

Дислокация - Ораниенбаум СПб. губ. (1.07.1903 г., 1.02.1913 г., 1.04.1914 г.)

20.08.1798 г. - в Костроме из рекрут сформирован мушкетерский генерал-майора Берга полк в составе 2-х батальонов по 1 гренадерской и 5-ти мушкетерских рот в каждом.

7.02.1800 г .- мушкетерский генерал-майора Баклановского полк.

31.03.1801 г. - Украинский мушкетерский полк.

22.02.1811 г. - Украинский пехотный полк.

28.01.1833 г. - присоединен 2-й батальон 38-го егерского полка, 1-й и 3-й батальоны 40-го егерского полка. Переформирован в состав 6-ти батальонов и назван Украинским егерским полком.

10.03.1854 г. - сформированы 7-й и 8-й батальоны.

1856 г. - Украинский пехотный полк.

23.08.1856 г. - 4-й действующий батальон переименован в 4-й резервный и отчислен в резервные войска, 5-8-й батальоны расформированы.

6.04.1863 г. - из 4-го резервного и бессрочноотпускных 5-го и 6-го батальонов Украинского полка сформированы Украинский резервный пехотный полк в составе 2-х батальонов.

13.10.1863 г. - Украинский резервный пехотный полк переформирован в 3 батальона и назван Самарский пехотным полком.

25.02.1864 г. - 147-й пехотный Самарский полк.

3. Командиры

1885-87 гг. - полковник Дембовский Леонид Матвеевич

2.05.1887-7.05.1891 гг. - полковник Дзичканец Алексей Иосифович

03.1896 г. - полковник Каменский Алексей Семенович

1.07.1903 г. - полковник Белов

2.06.1905-21.06.1906 гг. - полковник Драгомиров Владимир Михайлович

21.06.1906-? гг. - полковник Некрасов Константин Герасимович

20.04.1910-19.07.1914 гг. - полковник Волкобой Петр Миронович

16.07.1915-после 1.01.1916 гг. - полковник Фалеев Александр Георгиевич

4. Знаки отличия

1. Полковое знамя Георгиевское с надписями: "За Севастополь в 1854 и 1855 годах" (отличие пожаловано Украинскому полку) и "1798-1898". С Александровской юбилейной лентой (Выс. пр. от 20.08.1898 г.)

2. Поход за военное отличие. Пожалован 6.03.1830 г. Украинскому полку за отличия в русско-турецкую войну 1828-29 гг.

3. Знаки на головные уборы с надписью: "За Цуанванче 21-22 Февраля 1905 года". Пожалованы 6.01.1907 г.

Нагрудный знак

Утвержден - 17.8.1909 г.

Белый Мальтийский крест, на концах которого вензеля Императоров Павла I и Николая II и юбилейные даты: «1798-1898». На центр наложен золотой герб Самары (в голубом поле белая коза).

5. Полковая церковь в память Преображения Господня

Походная (при полку) церковь была учреждена в 1864 г. Церковь сопутствовала полку в русско-японскую войну 1904-1905 гг. Церковь была расположена в нач.20в. в нагорной части Ораниенбаума, среди казарм, занимаемых полком, и дачных мест. Первоначально, в 70-х годах XIX в., церковь полка была устроена в г. Кронштадте для чинов одного батальона, в то время там расположенного, но помещенная в частном доме, тесная по объ